Кунс — просто самый своевременный и успешный пример художника, сознательно отошедшего от некоей художественной мистики «личного» самовыражения. Не потому, что он не выражает себя тем способом, которое является прямым следствием его собственной жизни (его работа — личная), но потому что он пытается что-то сделать с проблемой, с которой все всегда сталкиваются.
Мы, разумеется, все еще пользуемся старым языком искусства этого века, который был создан анти- искусством Марселя Дюшампа. Его реди-мэйды (колесо мотоцикла, лопата, писсуар и т. п.) заставили закрутиться шарик, поскольку они были ссылкой на артистический мир, и Кунс просто обновил традицию. Учитывая тот факт, как я уже говорил, что в Америке, по-видимому, нет настоящего авангардного искусства, мне нравится работа Кунса. Даже если его единственное подлинное умение — это способность раздражать художественных зануд.
Кажется, Кунсу особенно нечего сказать (по крайней мере, создается такое впечатление) об очевидном социологическом содержании его работы, он предпочитает улыбаться и сочинять лозунги. Он использует игрушечных кроликов вместе с хрустальными изделиями «Баккара», рекламные постеры, и дорогостоящие, отражающие поверхности без сомнения наводят на мысль о мире намеков, связанных с потребительством, приобретением и шиком для тех зрителей, кто к этому склонен. Когда рассматриваешь это здесь, в Нью-Йорке, среди студентов художественных колледжей, пьяниц, афиш, трамповых обрубков и тупиков, оно начинает казаться весьма осмысленным и очень забавным.
Коды практически не нужны, реакции мгновенны. Кунс не особо талантлив, не особо восприимчив, но он, по крайней мере, наблюдателен, оппортунистичен и игрив. Перемотаем назад, к жалкому, блуждающему по Чикаго туристу — «Точно также, как ты смеешься над смешной шуткой. Некоторые образы просто воздействуют как Удар… Просто смотри».
Как и большая часть минималистского искусства, работы Кунса обезличены в силу того факта, что они надуманны, отстранены, спроектированы. В этом смысле, в его время (80-е), так и должно было быть, потому что поднимавшиеся вопросы больше касались общества в целом, чем личности в частности.
Мы оказались в обществе модных словечек 80-х с Кунсом: «Дизайн», «Медиа», «Мода», «Реклама», «Консьюмеризм». А почему бы и нет? Разница между хорошим и плохим искусством этого жанра всегда заключалась в способности убедить зрителя, что объект, помещенный перед ним, значителен и символичен. Это умение угодить общественному пониманию и личному вкусу.
Работы Кунса, на мой взгляд, в некотором отношении соответствуют этому, как никакое другое искусство из того, что я видел за время этого путешествия, потому что несмотря на то, что его влияние все еще обособляется контекстом артистического мира, их воздействие усиливается, потому что они банальны, непочтительны, значимы и (не подразумевается никакого «гуверовского» каламбура) пусты. Предметы повседневного быта не становятся более «значимыми», они просто помещаются в выставочную витрину, как в магазине. Неглупо.
Когда-то художники увлекались изображением продиктованного видения реальности — религиозными иконами и портретами и предметно-изобразительными образами повседневной жизни — деревенскими сценами, значимыми для их, по большей части, аграрной аудитории. В этом веке их очевидно больше интересуют промышленные вещи — реклама и такие образы, как флаги, разбитые машины, электрические стулья и банки супа. Образы присвоенные (а не созданные) из реального мира горожанина. И хотя реальность мира (мира познанного главным образом через образы, которые имеют свой смысл, применение и значимость поддерживаемые и контролируемые политиками, священниками, фоторепортерами и корпорациями) могут воплощаться и контролироваться через «злоупотребление». Даже искусство само по себе может стать более личным вследствие злоупотребления им.
На протяжении веков западные люди стремились к обладанию предметами, которые заполняют пространство, оставшееся после нашего отдаления от предположительно более «реального», более «физического» мира сельской жизни. Люди также страстно нуждаются в образах и предметах, как заменителях духовного удовлетворения, которое чувствуют многие пост-христиане. Художники, таким образом, снова вынуждены интересоваться изображением диктуемой версии реальности, только на этот раз в ироническом смысле. «Описанный Христос» ставит под сомнение церковь и псевдохристианские ценности западных правительств.
Банки Супа ставят под сомнение, или, скорее, пародируют реальность, транслируемую рекламщиками. Кунсовское присвоение — продолжение этих традиций и довольно логичный способ отражения этой попытки 20-го века Западного Горожанина (особенно в Америке) «достичь» состояния праведности в культуре простым стремлением к приобретению новых физических объектов — продуктов. Произведения искусства сами по себе, соединенные с объектами массового производства, так же являются, в известном смысле, продуктами. В качестве продукта, они так же могут сказать о тебе больше, чем любая машина, билет на самолет или место в опере, поскольку они глубоко пропитаны иронией.
Ты, покупатель, получаешь контроль, приписывая объекту нечто, что изначально не подразумевалось производителями, и чего многие люди не могут увидеть. (Подобно стилистскому двойному надувательству, которое уверяет, что китч 50-х или викторианские эмалевые рекламки — модны и обладают художественной ценностью). И, хорошо принимая во внимание иронию, принимая во внимание большую часть искусства, ты должен уже найти (так или иначе большего) место в культуре.
Америка — идеальная среда для Кунса, причина того, что «Искусство» столь популярно здесь, как нечто, что нужно понять и чем необходимо обладать, и, что сравнительно неважно в обывательской Англии, где Искусство — это нечто тождественное образованию. А в расслоившейся классовой системе — образование подразумевает Класс.
В Англии не имеет значения, сколько человек может купить и потребить, человек не может приобрести «класс» без боязни быть заклейменным «нуворишем» и, следовательно, деклассированным существом. (В обществе с высоким классовым сознанием, быть деклассированным значит быть изгоем отверженным). Тех людей, которые приобретают класс, получая образование и интересуясь культурными стремлениями, возможно в Англии назовут Яппи или еще как-нибудь похуже. Нас неизбежно втягивают в Политику Зависти, царство поцарапанных лимузинов. Но феномен стремления к предположительно общедоступному социальному положению — это сущность Америки. Способность принять материальное вознаграждение за работу и, как следствие, способность продвинуться социально, способность приобрести культурный престиж, славу, здесь более социально приемлема, а следовательно присутствует большее «понимание ценности» искусства. Если только тебя зовут не Саатчи, интерес к искусству в Англии — классовая традиция. Интерес к искусству в Америке — беззастенчивый признак личных достижений. С овладением Искусством, это все того стоит. Твои деньги также важны, как и твоя душа, в ее поиске удовлетворения, в ее поиске Пространства и Времени, в итоге добиваются успеха вместе с тобой. Вы оба одно целое, в Искусстве.
В использовании самых общих, обычных предметов потребления вместо весьма эзотерических визуальных кодов (как это было у Поллока) или противопоставлений (как это делал Серрано), Кунс поднимает вопросы, над которыми задумываются люди на улице, нежели Конгрессмены и Критики. Столь же ушлый, как и Макларен, он успешно выбирает свои символы и свою аудиторию. Аудитория, которая не может позволить себе роскошь бежать от искусства, но предпочитает бежать в искусство. Искусство повседневной жизни, знакомое каждому. Вселенная в сознании заново изобретена человеком, обладающем личностным восприятием предметов, жизни, реальности, тянущем.
Фото: Джефф Кунс и Чиччолина «Джефф в положении Адама» (1990 год)
Возможно самая знаменитая работа Кунса — «Один мяч в совершенном равновесии резервуара», она состоит из баскетбольного мяча, плавающего в плексигласовом резервуаре, заполненном чем-то похожим на воду. (Хотя если это вода, я не понимаю, как он добился того, что мяч не плавает на поверхности). Не столь экспрессивный, как «Описанный Христос», образ, но вместе с тем прекрасный и странный. И, в конце концов, Реальность, опосредованная технологическими процессами, несовершенна без статичного мяча, замедленная кинопленка, спровоцированный комментарий или анализ — академическая индустрия обслуживания. Его роль в мире. Неподвижный мяч — приглашение каталогизатору, арт-критику, эксперту, очкарику-постмодернисту, равняющемуся на Ролана Барта. Зрителю.
Эффективной демократизацией искусства Кунс повышает важность аудитории, нивелирует исторические допущения и раздражает зануд от искусства, к тому же, следует примеру Уорхола и Бойса — создает самого себя — Личность и солидный банковский счет. Как я уже говорил, Яппи-арт.
