2
Осень. До чего же она разноликая даже в одной стране! Может все краски сразу, в один час, упрятать под серой пеленой, может и, наоборот, так расцветить все вокруг, что не хватит палитры, чтобы передать игру света, оттенков, полутонов.
Осень — дожди и въедливые туманы в Прибалтике, ледостав в Якутии, раздвинувшиеся дали и прозрачные солнечные дни на Кавказе; сбор винограда в Грузии — ртвели.
Лишь в одном все осени похожи. Всегда и везде они начинаются со школьного звонка и прихода первоклассников.
Новички пришли осенью 1901 года и в тифлисскую фельдшерскую школу при Михайловской больнице. Восторженно и почтительно смотрели они на старшеклассников. А те, как все первопосвященные, их старательно не замечали.
Так ли уж впрямь не замечали?
— Видали, какой веселый и сильный парень появился в младшем классе? — спросил Ражден Чхартишвили своих соседей по комнате, которую они втроем снимали на Авчальской улице у паровозного машиниста.
— Подходил он ко мне сегодня, — отозвался Виктор Шарашенидзе, лучший в школе игрок в лапту. — «Примите, — говорит, — меня в свою паству».
Ражден подскочил.
— Откуда он знает?
— Ничего он не знает, — успокоил Виктор, — просто хочет играть в лапту.
Серго и в самом деле не догадывался, что люди, которые ему так нужны, с ним рядом, Невдомек ему, что «паства» Виктора — подпольный социал-демократический кружок. «Пастырь» — член общегородского нелегального центра.
Серго почему-то больше подозревал в связях с социал-демократами своего двоюродного брата Тарасия, телеграфиста Управления железных дорог. Тот на все расспросы и мольбы отвечал одно и то же:
— Подрасти, научись сначала зарабатывать на хлеб насущный… революция будет не завтра.
В одну счастливую субботу Ражден Чхартишвили подозвал Серго:
— Имеретин, ты на горе Давида бывал?
К большому конфузу, пришлось признаться:
— Нет, я… не успел.
Фуникулера и парка на горе в ту пору еще не было. Подняться туда можно было далеко в обход по Коджорскому шоссе или по чуть приметным крутым тропам. Обычно участники массовок, революционеры, пользовались тропами. Их постоянные противники — казаки — всякий раз появлялись с тыла — с шоссе.
— Тогда ты жди меня в пансионате, — решил Ражден. (Серго, как сирота, жил в пансионате при фельдшерской школе и учился на казенный кошт.) — Я зайду за тобой. Виктор велел привести тебя. У нас один игрок заболел, может, заменишь? Посмотрим!
Большого спортивного таланта Орджоникидзе не проявил Да это было и неважно. Игра в лапту не более как предлог для «паствы» Виктора Шараше-нидзе протянуть Серго руку. Решению подпольщиков предшествовал довольно любопытный эпизод.
На уроке физической географии Орджоникидзе нежданно-негаданно спросил преподавателя Потемковского, не скрывавшего своих левых взглядов:
— Где же место бога во всем мироздании?
Александр Феликсович чуть помедлил — у него уже было немало неприятностей с начальством и полицией, окинул взглядом учеников и ответил вполне исчерпывающе:
— Наука не нуждается в боге![7]
…Новички всегда нетерпеливы и категоричны в решениях. Они рвутся на штурм вершин, а их подолгу тренируют в долинах и в легкодоступных горах.
Примерно так обстояло и с Серго после вступления в нелегальный ученический кружок. Тайные сходки, запрещенные книги, подпольная большевистская газета «Брдзола» («Борьба»). Распространение прокламаций и листовок. Новые поручения — новые испытания. Еще и еще! И, как высшее признание, доступ в круг наиболее видных грузинских революционеров. Его, шестнадцатилетнего, знакомят и с русскими социал-демократами, сосланными на Кавказ.
Еще был на свободе друг Ленина, вместе с ним отбывавший ссылку в Шушенском, Виктор Константинович Курнатовский. Осенью 1900 года, сразу после окончания ссылки, Курнатовский по совету Ильича поселился в Тифлисе. Сердечный, разносторонне образованный человек, великолепный организатор, он пользовался огромным влиянием и очень много сделал для распространения в Закавказье революционных ленинских Идей.
Для Серго знакомство с Курнатовский было редкой удачей. О лучшем наставнике он и мечтать не мог. Тогда, в Тифлисе, они виделись не так уж часто — Курнатовского вскоре арестовали и с группой грузинских социал-демократов выслали в Якутию. Но уважение и признательность Виктору Константиновичу Серго сохранил навсегда.
Жизнь их снова свела в Париже в 1910 году. От Ленина Орджоникидзе узнал, что Курнатовский тяжело болен, лежит в госпитале. Каторга в Нерчинске, скитания в Японии и в Австралии вконец подорвали его силы. Он тяжело мучился из-за страшных головных болей, наполовину оглох. Серго часто навещал его. Иногда вместе с Владимиром Ильичей. Оба горько переживали болезнь друга, старались как-то облегчить его участь. Жить Курнатовскому оставалось совсем недолго…
Еще трагичнее оборвалось короткое знакомство Серго с Ладо Кецховели, одним из самых подготовленных и деятельных грузинских марксистов.[8] Ленин в письмах к Ладо величал его «отцом Нины». А кто такая «Нина», большевики Закавказья, всего Юга России, отлично знали. Это была крупная подпольная типография, где с матриц, доставляемых из-за границы в Баку, печаталась ленинская «Искра». Там же большими тиражами печатались брошюры и прокламации на русском, грузинском, армянском языках. Кецховели был и издателем и автором…
Не зря в одном «совершенно секретном» донесении руководители тифлисского губернского жандармского управления зондировали почву, как отнесется департамент полиции к убийству Кецховели. «Хорошо было бы избавиться от Кецховели, — сообщали тифлисские жандармы. — Следствием установлено серьезное значение его революционной деятельности. В случае ссылки он постарается скрыться за границей и своими крайними взглядами в будущем причинит нам немало вреда».
Серго познакомился с Ладо Кецховели в 1902 году в один из его приездов в Тифлис — Ладо большей частью жил в Баку, изредка появлялся в Грузии и на Северном Кавказе. Кто мог предполагать, что через год с небольшим часовой застрелит Кецховели в Метехском замке?! Серго, незадолго до того принятый в Российскую социал-демократическую партию, был одним из главных ораторов на траурном митинге. Никогда раньше гора Давида не видала такого множества потрясенных, разгневанных тифлисцев. Серго прочел им строки из «Новой Марсельезы», написанной Кецховели в тюремной камере и переданной на волю за несколько дней до гибели:
Кавказские революционеры всегда напоминали своим новым товарищам, что «…грузинское рабочее
