двенадцатитоновая музыка. Зашел потерянный, нуждающийся в совете — и, кстати, получил-таки его!.. И еще — совсем недавняя теплая, беспомощная улыбка, когда далекая Лиза Нортон рассказывала о внуке…
Сейчас лицо Алекса напоминало условную физиономию игрушечного солдата. Пластмасса грубой штамповки, не выражающая ничего похожего на эмоций.
— Был приказ пройти в амортизационный отсек, биолог Брюни, — бросил он. — Время истекает, сейчас «Атлант» начнет маневр. Здесь опасно находиться.
Навигатор Поль Дере недовольно щурился, его пальцы нервно барабанили по граненой головке какого- то рычага. Селестен впервые за все время полета зашел в отсек управления кораблем; но с любопытством осматриваться по сторонам хотелось меньше всего.
«Был приказ». Ненавязчивое напоминание о том, что начальник экспедиции Селестен Брюни не облечен ни малейшей властью, пока «Атлант» не совершит посадки. В космосе власть принадлежит командиру корабля, и только ему, — это положение Устава, допустим. Но, черт возьми, доводить до логического завершения предварительные зондовые исследования тоже не последний пункт Устава! Не говоря уже…
— Перед тем как идти на посадку, не мешало бы запросить данные предварзондов. Поинтересоваться моим мнением, в конце концов! Место посадки должно прежде всего отвечать интересам экспедиции, или я неправ? — В голосе прорезался надрывный сарказм, граничащий с истерикой.
Александр Нортон обернулся на полпути к своему месту за пультом управления.
— Успокойся, Стен.
— Я совершенно спокоен!!! — Горячая волна поднялась изнутри и подплеснула к самому горлу. Брюни сглотнул соленую слюну. Не распускаться! Немедленно взять себя в руки. То, что делает Алекс, — его работа, а вовсе не предательство, как это кажется все острее и отчетливее. В отсеке управления ровно два места — для командира и навигатора, — а посторонние обязаны его покинуть. Ты — посторонний, так признай этот очевидный факт, только и всего.
— Могу я хоть узнать, в какой точке мы садимся? — хрипло спросил он.
— Можешь. — Нортон косо взглянул на часовое табло и скривил губы, что слегка размыло его сходство с пластмассовым суперменом. — Там, где вы обнаружили цивилизационный очаг. Это нелогично? У тебя есть другие предложения?
— Нет, — Селестен снова сглотнул, — но у нас шестьдесят процентов неисследованной… Я не понимаю! Мы летели четырнадцать внутренних месяцев. На завершение предварительных зондовых ребятам потребовалось бы максимум часа полтора-два. Зачем эта идиотская спешка? Зачем пороть горячку, Алекс, я тебя спрашиваю?!
— Пятнадцать секунд до начала маневра, — сказал Александр Нортон. — Иди, не успеешь.
Что ж, ладно. Селестен Брюни развернулся. Двери отсека разъехались перед ним.
— Иди через «сквозняк»! — крикнул вслед Нортон. — Иначе…
Створки съехались в глухую стену с мигающим оранжевым «Вход воспрещен».
Секунд пять Брюни потерял, бессмысленно и сосредоточенно разглядывая эту надпись. Тоненько загудела тревожная сирена, и ее звук почему-то показался ему мирным и успокаивающим — чем не «Голоса Альгамбры»? Не скоро удастся послушать тот раритетный диск… если вообще удастся. Не стоило дразнить брата, Арчи… Лениво толкнул панель, открывающую вход в сквозной коридор; она подалась туговато — неужели на «Атланте» что-то заржавело? Или уже пошло ускорение, что больше похоже на правду. Надо бы поторопиться…
Собственная невозмутимость позабавила Селестена — особенно на фоне недавнего подхода к точке кипения. Продвигаясь по свинцовой трубе, он чувствовал себя свободным и спокойным, словно вся ответственность разом упала с плеч. Коту под хвост дотошные предварзонды, плевать на загадку единственного очага цивилизации на половину планеты, катись ко всем чертям блатной идиот Габриэл Караджани… Куда-нибудь сядем, что-нибудь будем исследовать. Мало ли.
Крепло, превращаясь в звонкую уверенность, чувство, что некто давным давно рассчитал вплоть до мельчайших деталей все планы и маршруты Первой Дальней. Не Алекс, нет. За пятнадцать секунд до начала маневра, когда съезжались створки отсека, командир обернулся, и у него было живое лицо человека, с которым они налетали полдюжины Ближних. С которым попадали в такие переделки, когда нельзя было прятаться за пластмассовой личиной равнодушия — как и пренебрегать если не Уставом, то здравым смыслом…
А теперь — можно. Ну и пусть.
Пять, четыре, тр. Сейчас пойдут серьезные перегрузки!..
Черт, как-то не страшно.
Он выбрался из «сквозняка» у входа в амортизационный отсек, сорвал со стены и нашлепнул на лицо единственную оставшуюся маску. И в последнюю десятую долю секунды впечатал тело в мягкую, как желе, коллоидную субстанцию — на космическом жаргоне ее ласково называли «кроватью», — жадно чмокнувшую над ним.
Лунный свет, отразившись от зеркала, красиво очертил ее округлую руку — и королева Каталия Луннорукая — усмехнулась непроизнесенному каламбуру. Да и зачем его произносить, когда рядом нет мальчика-писца? Приподнялась на локте с широкой кровати, пошарила по туалетному столику и отыскала на ощупь заранее заготовленный кружок лимона.
Каталин была осторожна.
Ланс откинулся на атласную подушку, заложив руки за голову. Скульптурное тело с лунно-нежной, как у самой королевы, кожей. Расслабленное, однако не обессиленное. Он прикрыл глаза; в полумраке чуть серебрились кончики полумесяцев-ресниц. Но не спал.
Не то что некоторые, бывшие… Например, Геворг Железный часто умудрялся захрапеть раньше, чем она успевала отослать его. Приходилось расталкивать, будить — он взвивался пружиной, сотрясая огромную кровать, и хлопал перепуганными глазищами… было забавно. Но быстро надоело.
Совсем некстати он вспомнился, покойный Геворг…
Нет, жестко оборвала она себя.
Кстати.
На бедре Ланса темнел кровоподтек: били туда, куда всегда бьют, но не попали… а иначе пришлось бы менять планы на нынешнюю ночь. Теперь, разглядывая его обнаженное тело, Каталин увидела еще множество синяков и ссадин, оскорблявших совершенную юношескую красоту. Верные псы Литовта, как обычно, не церемонились… Поморщилась, набросила сверху простыню.
С головой. Как на мертвеца.
Ланс завозился, высвобождая лицо и руки; негромко засмеялся… видимо, принял за шутку. Сел, обнял королеву за плечи и легонько, несмело поцеловал в шею. Он вообще был робкий и очень-очень нежный… И она, кажется, его первая женщина.
Королева Катания Луннорукая. Немыслимая честь и счастье для мальчика из далекой южной провинции…
Она слизнула с пальца кислый лимонный сок. Ланс продолжал целовать ее, спускаясь все ниже по спине. А впрочем, у него наверняка была учительница из числа прислужниц или поселянок. На Юге, как известно, свободные нравы — а князю Лансельену уже лет двадцать-двадцать один…
Совсем ненамного старше Эжана. Который никогда ему этого не простит.
«Инцидент может повториться с опасностью жизни для принца…»
Старший советник Литовт, конечно, был прав. Инцидент обязательно повторится — как только сын, до изнеможения намахавшись мечом в фехтовальном зале, решит, что готов отстаивать свою и ее честь на поединке с кем угодно. Инцидент повторится с неизбежностью ливня после засухи — чуть раньше или чуть позже. И мера опасности для принца будет зависеть исключительно от преданности этого молодого южанина… а можно ли безгранично верить в его преданность?
Смешно. Накануне коронации, когда в стране плетется больше заговоров, нежели кружев, и маги- стабильеры на королевской службе уже вчетверо взвинтили расценки за свою работу. Когда самые занюханные дворянские роды выискивают в своих генеалогических древах почти венценосные корни и ветви. Когда по рукам ходит памфлет с издевательски подробным описанием внешности принца, и автора до
