Разумеется, она не ошиблась! Она и не могла ошибиться — Каталия разом забыла о своих недавних сомнениях, — и если это все, что он имеет ей сказать… Литовт последнее время слишком много себе позволяет. Впрочем, он всегда позволял себе слишком много, он имел на то основания… Но сейчас, именно сейчас ему не стоило подворачиваться под руку с накидкой и давно известными сведениями.
— Черные доспехи он позаимствовал за небольшую плату у одного бастарда из восточных провинций, — ровно продолжал Литовт. — Уже отдан приказ об аресте, сделано это будет тихо, после турнира.
— Зачем? — равнодушно уронила она.
— Отменить?
— Не надо. — Королева перевела дыхание. — Я хочу видеть сына. Немедленно.
Советник пожал плечами.
Сейчас он скажет, что в этом нет никакого смысла, что до конца турнира ничего не изменится, а на турнире она обязана присутствовать ради спокойствия народа или хотя бы из уважения к традициям. Если бы он сказал что-то подобное — она бы забыла навсегда забыла о тех заслугах, что давали ему право на дерзость!.. И, кстати, была бы счастлива наконец об этом забыть.
Но Литовт произнес:
— Идемте.
Под ногами хлюпала грязь, щедро сдобренная конским навозом, и приходилось приподнимать подол платья так, что обнажались щиколотки. Нахальные оруженосцы, да и некоторые рыцари, высовываясь из шатров, отпускали по этому поводу непристойные шуточки. Королева не обращала внимания. Достаточно того, что Литовт, без сомнения, хорошо запоминал их лица и родовые цвета. Подул ветерок, и слева отчетливо потянуло тяжелой вонью отхожей ямы. Каталия зажала нос краем черной накидки.
Эжан. Ну что, что ему здесь делать?!.
Прошло несколько вечностей, прежде чем советник молча распахнул перед ней скрипучую дверь приземистого дощатого строения — и отступил в сторону. Королева пригнулась и вошла — одна.
В нос ударил крепкий запах, куда сильнее, нежели снаружи, — но и здоровее, природнее. Пахло лошадьми. Терпким потом, навозом и сеном. В полумраке фыркали и шептались длинные морды, выглядывая из-за перегородки импровизированной конюшни. Одна из них доверчиво ткнулась прямо в грудь слишком близко подошедшей Каталин.
Зачем Литовт привел ее сюда? Неужели ему донесли, что… Но это бессмыслица!
Шорох в углу резко выбился из общей гаммы шелестящих лошадиных звуков. Королева обернулась. И в одно мгновение, еще не видя человека, остро поняла, что это действительно ОН. Тот, кого нужно обнять, прижать к груди, увести отсюда и больше никогда не отпускать от себя ни на шаг…
Коротко и холодно:
— Как это понимать, принц Эжан?
Темный силуэт у лошадиной перегородки вздрогнул и остановился.
— Матушка…
За последний месяц его голос, не ломаясь, вдруг стал ниже на целую октаву. Вместо мальчишеского дисканта мягкий баритон — словно чужой, даже страшно. Она слегка передернула округлыми плечами под черным кружевом. Нет, вовсе не чужой, зачем себя обманывать? Страшно прямо противоположное: слишком знакомый у него теперь голос…
— Матушка, что… что вы здесь делаете? Как вы…
— Что ТЫ здесь делаешь? — оборвала она. — Как ты посмел решиться на такую неслыханную… глупость?!
Эжан шагнул вперед, и рассеянный свет от дверной щели нашел его лицо. Боже мой, его лицо… Тоже в считанные недели возмужавшее, чеканно затвердевшее — если не считать по-детски дрожащего сейчас подбородка с темной порослью несерьезной бороды.
— Что… — баритон предательски пустил петуха, — что в этом глупого, если мужчина участвует в рыцарском турнире?
— Ты принц, — отчеканила она. — Наследник престола.
— Что в этом глупого, если наследник престола участвует в рыцарском турнире?! — выкрикнул Эжан уже запальчиво.
Громко фыркнула лошадь, потянувшись к его рукаву.
— Ничего, — устало бросила Каталия. — Если он выходит на ристалище в цветах королевского дома, а не унижает себя и свою мать черными доспехами.
Унижает — не надо было произносить это слово. Говорить его мальчику, который и без того унижен поражением. Который отсиживается в этой грязной конюшне, выжидая момента, чтобы проскочить домой незамеченным. А каким унижением для него было возвращать доспехи тому восточному бастарду! Мерзавец будет вздернут сразу же после турнира, Литовт избавит ее даже от повеления… Эжан, бедный мой… прости.
— В цветах королевского дома, — пробормотал принц, — чтобы противники боялись тронуть меня пальцем, не то что копьем, а подбирал их собственноручно господин старший советник!
Эжан никогда не называл Литовта по имени. Только должность — и то сквозь презрительно стиснутые зубы. Так доведенный до белого каления утонченный аристократ с отвращением выплевывает площадную брань.
— Что с ногой? — спросила Каталия.
Эжан встрепенулся, словно именно этот вопрос по-настоящему задел его за живое. Конечно: сейчас он заново переживает свой неудачный поединок вплоть до каждого выпада, защитного приема, обманного движения. До каждого упущенного шанса.
— Если б не нога… — с болезненной досадой выговорил он, не обращаясь к матери. Через мгновение взглянул на нее: — Все в порядке, просто ушиб… когда упал с коня. Уже не болит.
И — чуть помолчав:
— Матушка, вы должны присутствовать на турнире. Один из коней неожиданно задрал голову и заржал так, что заложило уши. Королева отвернулась, прикусив губу.
Сын прогоняет ее. Его можно понять: мальчику хочется остаться наедине со своим поражением, снова и снова все обдумать и утешиться тщательнейшей стратегией поединка на следующий раз… Следующего раза не будет! — но сегодня Эжан должен верить в возможность реванша, она понимает… Она все понимает. В конце концов, не выходить же ему из этой конюшни среди бела дня под руку с матерью…
И все-таки он ее прогоняет. Сын. Королева сильнее сжала зубы, и на язык просочился приятный солоноватый вкус.
— Мы поговорим вечером, принц Эжан, — бросила она не с угрозой, а с бесстрастной неизбежностью в голосе. И, пригнувшись, шагнула в дверной проем.
Литовт не дожидался ее — хотя, вне всякого сомнения, кто-то из его людей на расстоянии обеспечивал ее безопасность. Как долго она отсутствовала? Три-четыре поединка, а может быть, и все пять. Нечего надеяться на то, что это прошло незамеченным. Более того, у многих хватит ума связать ее отлучку с шарфом, брошенным на арену в знак прерывания поединка, — такое королева позволяла себе нечасто. А там недалеко по цепочке и до Черного рыцаря… хоть бы люди Литовта казнили того бастарда раньше, чем он начнет болтать!
Эжан, Боже мой… Меньше чем через год он станет совершеннолетним, будет коронован и взойдет на престол. Надо смотреть правде в глаза: вряд ему удастся стать королем мирно и спокойно, без неожиданностей, — с его лицом, фигурой, голосом… Она всегда это знала, она сделала все, чтобы свести риск до минимума. Все, что могла, — но она не всемогуща. Мальчику придется бороться, стать жестким и жестоким, расчетливым и дальновидным, окружить себя такими людьми, как Литовт, и беспрекословно следовать советам матери…
Придется. Иначе не бывает.
…а он втихаря выносит свою мальчишескую гордыню на арену, вырядившись в чужие доспехи позорного для королей черного цвета.
Порыв ветра собрал в складки ее накидку: кружево замельтешило перед глазами, и королева резким движением сорвала подношение старшего советника. Даже из соображений тайны и безопасности Каталия Луннорукая, единая властительница Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке, не собирается ходить в
