игре с претендентами. Игре, в которую она уже вложила слишком много себя, чтобы вот так обрывать ее на полуслове, ничем не окупив, не оправдав.
Она должна понять, кто.
Кто надел на мертвого отца фальшивый мундир из дешевой лиловой ткани. Кто подбросил под двери ее подъезда настоящий, пахнущий лавандой. Кто вынес из его квартиры коробку с письмами, большинства из которых — а возможно, и всех — он так никогда и не прочитал… На эти вопросы могут быть совершенно разные ответы, и стыковать их между собой не легче, нежели распределить во времени и пространстве свидания с претендентами. И в конце концов вычленить ответ на самый главный вопрос: кто?!
Слово, которого она до сих пор так и не произнесла, даже наедине с собой. И не позволила выговорить вслух никому из тех, кто пытался выйти в разговоре с ней на эту скользкую и нужную тему. Эва смутно представляла себе, что будет делать, когда узнает. Уж точно не мстить, как предлагал, помнится, один из претендентов… кстати, не повод вычеркивать его из списка. Но узнать она обязана, если не узнает, всё остальное теряет смысл.
Так что же — плыть обратно? Или все-таки…
Ее накрыла тень. Скользнула дальше по камням, в которых дробились очертания крыльев. Сделала круг, захватив край моря, и опять вернулась к Эвиному запрокинутому лицу.
Дракон. Тот самый, с полосатым животом и свисающими по бокам стременами. Он дал крен, заходя на посадку, и Эва разглядела всадника в камуфляжном комбинезоне. Патруль? Может быть, здесь запретная для туристов зона? Плохо, если он захочет проверить ее визу — а ведь скорее всего, и наверняка не поленится доставить ее для этого в город, даже к месту жительства. Как не вовремя, как некстати…
Снижаясь, дракон выпустил когтистые лапы, до того прижатые у основания крыльев, словно шасси самолете (двадцать лет назад, впервые увидев самолет, Эва так и по думала: точь-в-точь драконьи лапы…), нащупал удобный камень и сел, складывая крылья. Камень оказался шатким, качнулся, не выдержав тяжести, и всадник чуть было не полетел кубарем с драконьей спины. В последний момент спружинил, выпрямился и уверенно заковылял в сторону нарушительницы границ.
Дракон наблюдал за ним с насмешливой снисходительностью. Инициированный. Эва кивнула ему перед тем, как поздороваться с человеком.
— Я прошу прощения, — она решила действовать превентивно. — Далеко заплыла, устала, выбралась на берег отдохнуть. Я не знала, что здесь… уже возвращаюсь. Еще раз изви…
— Сеньора Эва Роверта?
Живой камень повернулся под ногой. Взмахнула руками.
— Забрались черт-те куда, — укоризненно сказал человек в камуфляже. — И даже телевизор не смотрите.
— Что?
— Я за вами, сеньора Роверта, — он шагнул ей навстречу. — Полетели. С вами хотят поговорить.
Дракон переступил с лапы на лапу. Ракообразная мелочь стайкой брызнула из-под камня. Подошел ближе, присел, подставил спину.
Здравствуй, па…
Бессмыслица. Зачеркиваю. Я же точно знаю, что этого письма ты не прочитаешь. Я даже не собираюсь тебе его отсылать. Это вообще не письмо.
Но, знаешь, у меня почему-то не получается писать просто, неизвестно для чего и неизвестно кому. Привычна. Наверное, вредная. А полезными они и не бывают, ведь любая привычка — то, что сильнее нас. Не удивляйся, я не сама такое придумала. Это Мишины слова. Наверное, я потому и засела сейчас писать, что всё чаще ловлю себя на его словах, мыслях, выводах… Ничего удивительного, у Миши интересная, полноценная жизнь: исследования на разработках, эксперименты, часто еще и экспедиции на неделю, а то и больше. Мы с маленьким его почти не видим. Если б не Драго, мы бы вообще ничего не видели, даже моря. Только тезеллит. Как я ненавижу этот тезеллит, если б ты только знал…
В поселке скучно. Раньше я дружила с несколькими разработческими женами, а потом поняла: они точь-в-точь как синьориты. Улыбаются, стараются услужить и втереться в доверие — Миша ведь большой начальник! — а сами тихо нас ненавидят. Особенно меня, им же давно известно, что я принцесса. Наша с тобой ссора — предмет для сплетен на всю, наверное, оставшуюся жизнь. Противно.
С их мужьями, разработчиками, хотя бы есть о чем поговорить. Они уже совсем меня не стесняются и обсуждают в моем присутствии то, что сейчас делается в Исходнике. Многие из них завербовались в Срез только потому, что не смогли вовремя эмигрировать из страны. Боже мой, какая я была дура… Верила, как маленькая, твоим газетам. Правда, справедливости ради должна признать, меня обманывал не ты один. Все меня обманывали. Все знали, что я тебя пишу. Маленькая дурочка. Преданная дочь.
Как подумаю, сколько людей пострадало из-за тех моих писем… Начиная с самого детства: например, тот мальчик, Вилья, мы дружили, он что-то там сказал про моего учителя, я тебе об этом написала, — и где он сейчас?.. его мать, кастеляншу, сразу же убрали из замка, теперь я понимаю почему. Я всё понимаю, папа. Этого письма ты никогда не прочтешь. И я могу писать правду.
Панчо говорит, что ты преступник. Что более кровавого режима не знала не только наша страна, но и вообще весь Исходник. Я думаю, он преувеличивает, Панчо вообще очень романтичный… до сих пор верит в Срез и его нереализованные возможности. И очень уважает Мишу.
Его уважают все. Правда, не все почему-то любят. Не понимают, как он после всего, что случилось, остался на должности главного координатора исследовательских работ. Как он договорился с тобой, папа? Я всё время забываю его спросить. Мы так редко видимся… ни о чем не успеваем поговорить.
Миша строит дом на склоне, над тезеллитовым полем, осенью мы должны туда переехать. Скорее бы. Здесь совершенно нечем дышать, жарко, и маленький кашляет. Хорошо, что Драго каждый день вывозит нас к морю. Его малыш уже учится летать. Так интересно наблюдать за ним! Особенно потому, что…
Ладно, об этом напишу в следующий раз. Маленький проснулся. Не дракончик, а… что-то я совсем запуталась. Почему-то почти никогда не называю нашего сыночка по имени. А его зовут Коленька. То же самое, что Николас. Миша предложил так назвать.
Всё, иду.
ГЛАВА II
Девчонки молчали, все до единой. Впервые с начала съемок — да где там, с самого первого отборочного тура! — в их толпе не было слышно ни звука.
Невозможно. И страшно.
Они сидели всё на той же лавочке в вестибюле, как в первый день, когда приехали сюда. Только теперь едва на ней помещались, потому что добавилась Дылда. И еще потому, что никому, ни под каким предлогом, ни на секунду нельзя было встать.
Сторожил тот, что был моложе остальных, смуглый чернявый парень, даже красивый. Так Марисабели показалось с начала, до того, как она поняла. Сразу никто не понял. Все думали, что так и надо по сценарию, просто их забыли предупредить, или, может, специально не захотели, для естественности. А дольше всех не въезжала Дылда, она вообще не успела разобраться в съемочном процессе и учудила такое…
Дылду Марисабель со своего места не видела, но знала, что у той синяк на пол-лица. В другое время можно было бы хихикнуть: так тебе и надо. Сейчас не получалось. Уж Дылда-то попала совсем по-глупому, обидно, случайно, ни за ломаный грош.
