следует! Вы непременно должны поступить, Лилечка, шоб ваши мама и папа не кидали деньги на ветер. Вам чаю или кофе?
— Если можно, сока. — Юное создание потупило глазки. — Из холодильника.
— Конечно-конечно! Один момент…
Я точно знала, что никакого сока в доме нет. И что мама прямо сейчас понесется за ним в магазин, причем выберет самый дорогой, а потом поставит пакет в морозилку и запретит мне к нему прикасаться до следующего явления Лилечки. Впрочем, один плюс во всем этом присутствовал: мама исчезла.
— Продолжайте, Лиля, — сказала я. — Если вы поторопитесь, мы, может быть, еще успеем начать новую тему.
— Ой. А я как раз сегодня хотела отпроситься у вас пораньше, Анна Исаевна…
Удав во мне умер; возродилась Анна Гроссман, дочь Лии Гроссман, причем достойная дочь. Но повела себя цивилизованно: не заорала во всю гроссмановскую глотку, напоминая об опоздании на один час пятнадцать минут, невыполненном домашнем задании и ярко накрашенных губках, с какими ходят куда угодно, но не в приличный дом к репетитору. А просто поднялась с кровати, подошла к столу, нависла над нимфеточкой всей своей тяжестью и, сузив глаза, негромко выговорила:
— Фиг ты поступишь.
Лилечка пожала плечами:
— Ну и что? Это папина идея насчет МИИСУРО. В крайнем случае пойду на контракт, и то исключительно ради комбинаторики. Хотя, знаете, Анна Исаевна, поступать вообще не обязательно. Мне девчонки рассказывали, открылась одна контора, где комбинаторируют просто так, без всякой учебы. За хорошие деньги, разумеется. — Она показала ослепительно жемчужные зубки. — Дать вам адрес?.. Не для вас, конечно, для ваших учеников.
Если в последней фразе и содержалась издевка, то я не уловила ее. Нежный голосок воспринимался как нечто нейтрально-журчащее, абсолютно лишенное смысла, и меня попустило. В конце концов, пусть ее выметается, и поскорее. Папа-мама платят поурочно, и в моих же интересах, чтоб уроков было как можно больше. И опять-таки мне самой надо готовиться. И так массу времени потеряла.
Лилечка приняла мое молчание за знак согласия и продолжала о чем-то журчать. Дурочка, зачем тебе комбинаторика? Ведь главная цель твоей жизни — поудачнее выскочить замуж, а потом завести… нет, что вы, какого ребенка? — любовника, и желательно не одного. Впрочем, в такой тонкой сфере тем более важно уметь делать безукоризненно правильный выбор. А решать квадратные уравнения совершенно не обязательно.
— …Так вы меня отпускаете, Анна Исаевна?
Как будто я держу ее здесь прикованной цепью к ножке стола.
— Ну пожалуйста! — Она понизила голосок почти до шепота. — У меня свидание…
Я скорчила милостивую рожу.
— Ладно, идите, Лиля. К следующему занятию подготовьте…
Ни разу в жизни мне не приходилось уходить откуда-нибудь — в том числе из собственного дома, — таинственно бросив напоследок: «У меня свидание». Ни разу в жизни это не было правдой. И отговоркой тоже — а какой идиот бы мне поверил?
А Лилечка, между прочим, моложе меня на целых два года.
Нимфетка вульгарис. Вульгарис!..
— Спасибо, Гроссман. Я вижу, вы готовились. Давайте зачетку.
Четверо смелых, вместе со мной отправившихся в первых рядах сдавать стратегии, хором издали приглушенный не то вздох, не то стон. Вениаминыч допрашивал меня сорок минут. И только после этого убедился, что я таки готовилась. Пока я засовывала зачетку в сумку, возникла некоторая пауза: никто не хотел умирать. То бишь добровольно идти к преподавателю следующей жертвой.
В коридоре на меня набросилась вся группа. В воздухе витала паника. На втором курсе мало кто ходил в библиотеку конспектировать литературу из румянцевского списка, да и на лекциях никогда не было больше трети студентов: мы помнили халявный прошлогодний зачет, а третьекурсники клялись, что и на экзамене Вениаминыч ведет себя аналогично. Но теперь-то все уже знали, что вышел крупный облом.
— Анька, ну как там?
— Что тебе?
— Почему так долго?
— Какой билет?
— Он что, по всем темам гоняет?
— А…
— Да, Александр Вениаминович настроен серьезно, — бросила я на ходу, всем своим видом показывая, что не собираюсь оставаться и консультировать группу до конца экзамена. И уже через плечо добавила снисходительно: — Мне — пять.
После экзаменов я обычно отправляюсь в «Шар». Впрочем, все так делают. Единственная разница: если большинство идет туда веселыми компаниями выпить кофе и отпраздновать победу, то мне необходимо реально восполнить расход калорий, независимо от того, подошло ли уже обеденное время. У меня такая физиология; кто тут виноват?
Естественно, «Шар» был почти пуст. Тетя за стойкой налила мне тарелку борща и выдала бифштекс, уже не комментируя (все-таки не первый раз за месяц и даже не второй) моего несвоевременного аппетита. Я прошла в конец «Шара» и устроилась за дальним столиком лицом к вогнутой стенке. Солнце постреливало лучами из-за деревьев, зажигая на стекле горячие блики, но кондиционер пока побеждал, и здесь было почти прохладно.
Я зачерпнула ложку борща. Ну что ж, Анна Гроссман, тобой можно гордиться. Пятерки Вениаминыч в этом году строго отсчитывал по пальцам одной руки. Нынешняя сессия вообще выдалась как никогда суровой; зимой нас и вполовину так не напрягали, не говоря уже о благословенной памяти первом курсе. Причем теперешних первокурсников, насколько я знаю, тоже не пожалели, равно как и наших старших товарищей.
И не рассказывайте мне, что это фатальная случайность.
Кто-то, может быть, и верит. Но для любого человека с мало-мальски аналитическим складом ума тут прослеживается четкая закономерность. Да что там прослеживается — буквально колет глаза! Во всяком случае, мне.
Именно в этом семестре был легализован проект «Миссури». Нормально?.. Два с половиной года людей комбинаторировали без их ведома и согласия, а затем сделали наивные, как у Лилечки, глаза, рассказали с трибуны о новейших революционных технологиях, а под шумок предложили всем недовольным провести рекомбинаторику. Сугубо конфиденциально. Где-то в июне, на летней сессии. Точное время и место сообщают каждому подавшему заявление отдельно. Трогательная, а главное, своевременная забота о правах человека.
Лично я не понимаю одного: какого черта Цыбе-старшему и компании вообще понадобилось выбираться из тени? Причем так поспешно и довольно грубо. Такое чувство, что кто-то вывел эту шарашку на чистую воду, и пришлось срочно делать превентивный ход. Мол, мы и сами давно хотели признаться, заявить о себе в полный голос, да все как-то…
Вот только не верится, что раскрыты ВСЕ карты. И резкое закручивание гаек на сессии (а что будет на вступительных экзаменах?.. Бедная Лилечка!) производит впечатление некой маскировки. Чего? Ну, хотя бы той же рекомбинаторики, которую не мешало бы ненавязчиво спустить на тормозах. Не слишком убедительно? Не знаю, может, я найду версию и получше, если подтянутся новые факты.
Я не намерена никого разоблачать. Проект «Миссури» интересует меня постольку, поскольку напрямую касается меня. Моего будущего. Или даже Будущего, если хотите.
Анна Гроссман привыкла всегда и ко всему прилагать собственные усилия: таким, как я, не объясняются в любви принцы и не выпадают миллионные выигрыши в лотерею. Я — рабочая лошадь; или рабочая корова, пусть. И в МИИСУРО я поступала, делая ставку на хорошее образование, а не на какую-то комбинаторику. Но, раз уж меня втянули в эту сомнительную авантюру, не мешало бы узнать, что она дает — чем грозит? — мне лично.
Действительно ли комбинаторика — то, что о ней говорят? Гарантированная квитанция на успех? Но