или умерла, или просто взяла и уехала в Москву, не захотела больше появляться там, где случилось такое горе.
8
Он уже совсем перестал ждать, и тогда она вдруг пришла. Это произошло перед вечером, когда все вернулись с работы, пообедали и сидели во дворе. Не было только Нюшки и Федора. Папка снова был хоть и немного, а пьяный. В Гроховку он не ходил, а все равно выпил. Должно быть, раньше принес, спрятал про запас, и никто не знал где. Мамка несколько раз принималась искать, ничего не находила, а от папки все время пахло водкой, и к вечеру он напивался совсем. Теперь мамка его корила и ругала, он отмахивался и говорил:
— А иди ты…
Максимовна со злым презрением смотрела на него, дед молчал и щурился, потом сказал:
— Ты б, Лександра, все-таки поаккуратнее. А то ить что это получается? Изо дня в день, изо дня в день…
И тут в воротах появилась Юливанна. На ней было то же самое платье, но сама она так изменилась, что Юрка даже не сразу узнал ее. Раньше она ходила быстро и легко, как бы вовсе не касаясь, земли, а теперь шла медленно, осторожно, словно боясь оступиться. И вся она как-то поникла, будто сразу постарела и погасла. Ямочки на щеках превратились в морщинки, загорелая кожа стала теперь просто желтоватой, а полные яркие губы сделались бледными и вялыми. Сбоку, отстав на полшага, шел Сенька-Ангел.
Дед замолчал, и все молчали тоже, смотрели, как они пересекают двор и приближаются. Папка начал суетиться, а у мамки и Максимовны лица стали замкнутые, отчужденные.
— Здравствуйте, — бесцветным голосом сказала Юливанна.
— Доброго здоровьичка, — сказал дед.
Ответил ей только дед, но Юливанна не заметила этого. Она повела глазами, ища, куда бы сесть, но места не было. Юрка метнулся к сараю, там у двери стоял табурет, и поставил его рядом с Юливанной.
— Спасибо, Юра, — сказала она.
Юрка вспомнил про рисунок, снова метнулся к сараю и обратно, протянул ей свернутую в трубку бумагу. Юливанна начала разворачивать, узнала рисунок, губы ее задрожали, она поспешно свернула бумагу опять.
— Значится, поправились, — сказал дед.
— Что? А, да-да, почти…
— А тут, между прочим, — сказал папка, — гражданка Воронина была. С сыном приезжала.
Юливанна посмотрела ему в лицо.
— Я знаю.
— Ну, ваши вещички они оставили, — поспешно сказал дед. Он, видно, боялся, что папка еще чего- нибудь скажет и будут неприятности. — Вещички в целости и сохранности. Сейчас я их принесу.
Он пошел в дом. Все молчали и старались не смотреть друг на друга и особенно на Юливанну, а она, казалось, ничего этого не замечала.
— Вот, — сказал дед и поставил перед ней клетчатый чемодан. — Чего тут, как тут — не знаю, складывал не я, складывали они.
— Спасибо, — сказала Юливанна.
Она расстегнула чемодан, достала сумочку, открыла ее, лицо у нее стало озадаченное. Она поставила чемодан на табурет, открыла его, пошарила в кармане на верхней крышке, засунула руку под платья, пошарила там, растерянно оглянулась, потом подняла чемодан и вывалила из него все. Платья попадали на табурет, свалились на землю. Юливанна провела рукой по лицу и снова растерянно оглянулась.
— Странно, — сказала она. — Я не помню где, но у меня были деньги… Не очень много, но были…
Папка ужасно засуетился, дедовы глаза спрятались в морщинах, рот у Максимовны вытянулся в ниточку. А Юрку почему-то обдало жаром.
— Нас это не касаемо, — сказал дед. — Были они там, не были… Мы ваших денег не трогали. Вот как они сложили, так оно и есть…
— Нет, что вы! — сказала Юливанна. — Как вы могли подумать?.. Я вас ни в чем не подозреваю… По-видимому, она решила, что это его деньги, и забрала все…
— А что же, — сказал папка, — вполне свободная вещь!
— Мы до ваших вещей не касались, — деревянным голосом сказала Максимовна. — И все это нас не касается. Разбирайтесь сами!
— Да, да, конечно… — сказала Юливанна. — Только что ж теперь делать?.. Мне нужно ехать и не на что, нет ни копейки… Даже телеграмму не могу послать…
Папка молча суетился, все остальные сидели как каменные.
— Я прошу, — сказала она, — я прошу — одолжите мне рублей пятьдесят… ну хотя бы сорок… Я сейчас же верну, вышлю телеграфом…
Она подняла голову и посмотрела на всех по очереди, но никто на нее не смотрел и не ответил. Время шло, а они молчали. Молчали и молчали…
— Еще чего! — сказала мамка. — Кабы у нас лишние деньги, мы б тоже по курортам ездили… А тут не знай, чем рты напихать…
— Деньги мы не куем, — сказала Максимовна, — у нас лишних не бывает.
— Но как же быть?.. Я ведь прошу в долг и сейчас же верну… Вот хоть и вещи оставьте в залог…
Сенька-Ангел поднял платья, стал запихивать в чемодан.
— На кой они нам? — сказала мамка. — Нам тут фигурять негде, мы люди рабочие…
Юливанна посмотрела на деда, но тот молчал, Максимовна, поджав губы, смотрела в сторону, папка суетился и вроде бы даже усмехался. Юливанна снова провела рукой по лицу и сказала еле слышно:
— Что же мне теперь делать?..
Семен застегнул «молнию» чемодана.
— Нашла у кого просить! — сказал он. — У них зимой снега попроси — удавятся, не дадут…
— А ты нам не указ! — вскинулась Максимовна. — Мы твоих денег не считаем, ты наши не считай…
— Вот чужие-то вы и любите считать, сквалыги завидущие… Пошли отсюда. Ничего ты у них не допросишься…
Он поднял чемодан, взял своей лапищей Юливанну за локоть и, как маленькую девочку, повел к воротам. Она шла опустив голову и в самом деле стала сейчас похожей на маленькую обиженную девочку.
— Ишь защитник нашелся! — зло сказала Максимовна. — Один утоп, другой присоседился… Такие небось не пропадают!
— А ловкая какая! — сказала мамка. — Дай ей деньги, а потом поминай как звали…
Щемящая жалость к несчастной Юливанне вдруг обратилась у Юрки в ненависть, слепую ярость. Все тело его начало ходить ходуном, как тогда на берегу.
— Ну и гады же вы все! — сказал он. — Подлые гады!
— Ты чего это, поганец! — изумленно открыл глаза дед. — Ты это кому говоришь?
— Тебе! И тебе, и тебе, и тебе… Все вы сволочи! Вы же врете, что денег нет, вы получку получили… Вам жалко, жмоты проклятые…
— Ах ты пащенок! — крикнула Максимовна. — А вы чего смотрите? Вырастили бандита…
Мамка наотмашь хлестнула Юрку по лицу. Он схватился за щеку и отпрыгнул. Он знал, что сейчас его будут бить, но уже не мог остановиться и кричал, торопился успеть сказать все:
— Бить будете? Бейте!.. Все равно вы сволочи и гады… Был дядя Витя, бегали к ним, подлизывались,
