впервые смотрел на Лизетт, отделенную от него просторной постелью под шелковым покрывалом.
Лизетт заметила, что взгляд майора изменился. Он, конечно, обо всем догадался, и теперь его взгляд светился нежностью.
— Не прикасайтесь ко мне! — с отчаянием выкрикнула Лизетт. — Прошу вас, не прикасайтесь!
Губы Дитера тронула улыбка. Он не собирался уступать девушке, поскольку с самого начала заподозрил, что под маской ее равнодушия таится огонь. Сейчас этот огонь обжигал майора. Быстро, но очень осторожно Дитер забинтовал ей колено. Он понимал, что, как бы сильно Лизетт ни желала его, ей будет трудно преодолеть психологический барьер и отдаться ему. Однако она должна сделать это по доброй воле. Для него, Дитера Мейера, неприемлемы ни жестокость, ни грубое насилие, к которым прибегают многие из его соотечественников.
— Не бойтесь. — Дитер взял руки Лизетт в свои ладони.
«Вот мой кошмар и стал реальностью», — подумала девушка. Она видела светлые волосы на запястьях майора, сильные красивые пальцы.
— Нет… — прошептала она, когда Дитер поднес ее ладони к губам. — Пожалуйста, не надо…
Настойчивые теплые губы майора коснулись ее кожи. Лизетт вздрогнула и закрыла глаза. Ей захотелось снова ощутить его ладони на своих обнаженных бедрах, на груди… отдаться ему целиком и бесповоротно. Дитер осторожно взял девушку за подбородок и повернул ее голову к себе.
— Посмотри на меня, — глухо попросил он. Ресницы Лизетт затрепетали, она открыла глаза, и Дитер привлек ее к себе.
Она снова услышала биение его сердца, вдохнула свежий, резкий запах одеколона. Ее охватило желание вцепиться ногтями в его спину, ощутить на губах вкус его кожи и отдаться ему прямо здесь, на заднем сиденье машины.
— Дай мне твои губы, — попросил Дитер.
Момент капитуляции наступил, и Лизетт показалось, что время остановилось. Удары его сердца громко отдавались в ее ушах. Она вскинула голову и плюнула майору в лицо.
— Никогда! — Глаза Лизетт засверкали. — Я никогда не выполню ни одного вашего желания, майор Мейер!
Он судорожно вздохнул, стиснул зубы и потупил взгляд. А затем заявил с пугающей уверенностью:
— Выполнишь, Лизетт, и мы оба знаем это.
У девушки пересохло во рту. Еще одно его слово, одно прикосновение руки, и ее победа, добытая с таким трудом, обернется поражением. Лизетт отпрянула от майора. Ее пронзила острая боль, и темная кровь начала просачиваться сквозь повязку на бедре.
— В замок, быстро! — крикнул Дитер шоферу и, не обращая внимания на протесты Лизетт, прижал к ране кусок бинта.
Шофер, удивленно наблюдавший за ними, поспешно завел двигатель и развернул машину. Ничего себе ситуация: майор Мейер и восемнадцатилетняя дочь графа. Он не поверил бы, если бы не видел всего собственными глазами. Интересно, знает ли еще кто-нибудь об этом? Да вроде бы никаких слухов не было. Шофер резко надавил на педаль газа. Неудивительно, что майор так разозлился, когда машина сбила эту девчонку.
У Лизетт все плыло перед глазами, она смутно различала лицо майора, но уже не могла отодвинуться от него. Голова девушки упиралась в плечо майора, а его руки крепко обнимали ее.
— Быстрее! — крикнул Дитер, испуганный кровотечением. Он сорвал с шеи шарф и воспользовался им как жгутом. Глаза его потемнели от страха, и Лизетт поняла, что это страх за нее. И в этот момент, уже на грани обморока, Лизетт забыла о форме майора, о войне. Он стал ее защитником, и она прильнула к нему, успокоенная мыслью о том, что майор позаботится о ней…
— Все будет хорошо, дорогая, — заверил девушку Дитер, когда машина остановилась перед дубовыми дверями с медными заклепками. — Поверь мне.
В голосе майора прозвучало такое глубокое чувство, что шофер бросил на него изумленный взгляд. Майор, известный своей безжалостностью к врагу, участвовал в боях за Киев и Севастополь, где заслужил одну из высших наград за доблесть. Шофер долго служил у майора, но не помнил, чтобы тот терялся или проявлял слабость. А сейчас побелел как мел из-за пары царапин у девчонки.
Однако, оставив свои мысли при себе, шофер выскочил из машины, распахнул заднюю дверцу и вытянулся по стойке «смирно», когда из «хорха» выбрался майор с девушкой на руках.
К ним уже спешила Мари. Глаза ее вылезли из орбит, когда она увидела задранную юбку Лизетт, кровь на повязке и голову, лежащую на груди майора Мейера.
— Привези доктора! — приказал Дитер шоферу, поднимаясь по каменным ступенькам крыльца. — Возьми с собой двух солдат и немедленно доставь его сюда!
— Боже мой, что случилось?! — воскликнул Анри де Валь-ми, появившийся из сада.
— Лизетт упала с велосипеда, — объяснил Дитер не останавливаясь. — У нее сильное кровотечение, нужна чистая простыня или скатерть.
Взглянув на майора, граф не задал больше ни одного вопроса и вместе с Мари поспешил к комоду, в котором хранилось постельное белье.
Дитер не понес Лизетт в ее комнату, поскольку точно не знал, какую из спален в восточном крыле замка она занимает. Кроме того, он считал вполне естественным отнести девушку на свою кровать.
Когда майор уложил Лизетт на голубое шелковое покрывало, она промолвила так тихо, что он едва услышал ее:
— Я даже не знаю вашего имени.
Майор посмотрел на ее бледное лицо и темные волосы, разметавшиеся по подушке.
— Дитер, — напряженно ответил он.
Слабая улыбка тронула губы Лизетт. Дитер. Хорошее имя. Она попыталась повторить его, но тут ее закружил какой-то странный водоворот, в котором смешались яркие краски и свирепые ветры. Затем в комнату вбежала графиня, за ней следовала Мари. И краски исчезли — Лизетт поглотила тьма.
Местный доктор Оже не верил своим глазам: за ним приехал «хорх» с двумя охранниками. Приказ немедленно прибыть в замок Вальми исходил не от графа, а от высокопоставленного офицера вермахта, избравшего Вальми своей резиденцией. Доктор быстро прошел через холл замка и поднялся по винтовой каменной лестнице, охваченный дурными предчувствиями.
— Моя дочь упала с велосипеда, — сообщил граф, встретив доктора на лестничной площадке второго этажа. — Мы не можем остановить кровотечение.
— Где рана? — спросил доктор, переводя дыхание.
— В верхней части бедра.
Доктор Оже двинулся вперед еще быстрее. Судя по всему, повреждена артерия. Если так, девушка наверняка потеряла много крови. Остановившись возле распахнутой двери спальни, доктор удивленно вскинул густые брови. С одной стороны кровати стояла на коленях графиня и держала дочь за руку, а с другой — немецкий офицер. Его форма была перепачкана кровью, лицо выражало тревогу.
Доктор бросил встревоженный взгляд на графа. Может, хозяин замка что-то утаил от него? Или просто не осмелился сказать? Анри де Вальми, опередив мсье Оже, вошел в комнату и сообщил:
— Приехал доктор.
На бедро Лизетт был наложен жгут, возле кровати стояли кувшины с теплой кипяченой водой. Доктор отвел взгляд от зловещей фигуры майора, стараясь не думать о том, каким образом Лизетт получила травму.
Покрывало пропиталось кровью, девушка была без сознания. Доктор Оже с черным саквояжем в руке поспешил к постели. Немецкий офицер не сводил с него пристального взгляда. Нервничая, доктор начал снимать окровавленные повязки. Он очень опасался, что ответственность за Лизетт де Вальми возложат на него. Промокнув тампоном кровь, доктор с облегчением вздохнул. Рана была серьезной, но артерия оказалась неповрежденной. С такой травмой он справится.
— Воды, мадам, — обратился доктор к графине и, закатав рукава, приступил к работе.
Пока он зашивал рану, немецкий офицер не покидал комнату. Закончив, доктор отложил в сторону иглу и вновь задумался о причине травмы. Насилие он сразу исключил, поскольку не видел никаких его признаков. Глубокая рана с рваными краями наверняка нанесена не ножом. Порез на колене и царапины на голени,
