— Что ж, это вполне вероятно. Но надо быть готовыми к любым вариантам. Я тут подумал и решил, что вам лучше всего будет уехать к семье Мари в Баллеру.
— А ты уже говорил об этом с Мари?
— Да. Она уверена, что вас там с радостью приютят.
— И когда нам надо уезжать?
— Мы сделаем это только в двух случаях: если Мейер будет настаивать или если ситуация сложится так, что гражданским лицам здесь станет невозможно оставаться.
— А во всех других случаях мы останемся в Вальми?
Граф внимательно посмотрел на жену.
— Да, дорогая.
Лизетт испытала облегчение. Баллеру находился от Вальми всего в шестидесяти милях. Если даже она не уговорит Дитера оставить ее в Вальми, то он сможет приезжать за ней и отвозить обратно в течение дня. И родителям там будет гораздо безопаснее, чем на побережье, в случае начала военных действий.
— Лизетт, ты согласна в случае необходимости уехать в Бал-леру? — с озабоченным видом обратился граф к дочери.
— Да, папа. — Лизетт замялась. — Хотя, возможно, высадки вообще не будет. Союзники могут запросить мира.
Ошеломленные и напуганные такой перспективой родители уставились на Лизетт.
— Ох нет, — вымолвила наконец графиня. — Они придут. Обязаны прийти.
— Кто это подкинул тебе подобную мысль? — поинтересовался граф. — Мари?
— Нет. — Лизетт посмотрела на родителей. Она так сильно любила их, что у нее защемило сердце. — Майор Мейер.
Она должна была упомянуть его имя. Не могла же Лизетт сказать родителям, что носит ребенка Дитера, не подготовив их, не намекнув на свои особые отношения с ним.
Воцарилось напряженное молчание, которое прервал встревоженный граф:
— А разве майор ведет с тобой доверительные разговоры?
— Да. — Лизетт поднялась из-за стола, чувствуя, как дрожат ноги. — Мне он очень нравится, папа. — Большего она сказать не могла, потому что мать побелела, а у отца был такой вид, будто его ударили.
— Но как ты можешь! — с болью воскликнула графиня. — После того, что он сделал, это невозможно!
— Весьма сожалею, мама, но он мне действительно очень нравится. — Лизетт вышла, заплакав от жалости к родителям.
Дитер уже ждал ее. Большая кровать была расстелена, на каменных подоконниках окон-бойниц горели масляные лампы. Он бросился навстречу Лизетт и обнял ее.
— А я уж подумал, что ты никогда не придешь, — сказал Дитер, с наслаждением вдыхая запах Лизетт.
Она тихо засмеялась:
— Любимый, сейчас только пять минут десятого.
— Эти пять минут показались мне вечностью.
— Но все уже в прошлом. — Твердые, властные губы Дитера прильнули к губам Лизетт. Она слышала, как громко бьется его сердце, чувствовала, как напряжение покидает его. Лизетт охватило ощущение, что она пришла домой и ее встретил муж. Лишь об этом она и мечтала.
Дитер удивленно посмотрел на Лизетт:
— Эй, да ты же плачешь.
— Нет, не плачу, — солгала Лизетт. Дитер не должен знать, что она так страдает из-за родителей. — Наверное, немного простудилась.
— Значит, тебе нужно горячее питье с медом и лимоном.
— Возможно, — Лизетт улыбнулась, — но я не хочу, чтобы ты пошел на кухню готовить мне питье.
— Тогда выпей коньяка. — Дитер подошел к старинному комоду, превращенному им в подобие бара.
Пока он наливал коньяк и кальвадос, Лизетт легла на кровать. Эта комната стала их миром. Бабушка Лизетт устроила здесь для себя своего рода убежище, служившее ей и спальней, и гостиной. После смерти бабушки этой комнатой никто не пользовался. Все здесь было выдержано в светло-серых тонах: шелковая обивка на стенах, пушистые ковры, плотные бархатные портьеры на окнах. На прикроватном столике лежали книги Дитера, а на туалетном — стояла фотография его матери в серебряной рамке. С нее смотрела улыбающаяся женщина с мягкими белокурыми волосами. Несомненно, она ужаснулась бы, узнав, что ее сын собирается жениться на француженке… которая уже носит под сердцем его ребенка.
— Ты что-то очень серьезна сегодня, дорогая, — Дитер протянул Лизетт коньяк.
— Я подумала о твоей матери. О том, как она огорчится, узнав, что ее невесткой будет француженка.
На губах Дитера заиграла улыбка.
— Моя мама стойко принимает любые сюрпризы. Кроме того, доверяет моему вкусу. Она не расстроится, дорогая. Тем более когда познакомится с тобой.
Лизетт наклонилась над шахматной доской, не желая, чтобы Дитер заметил ее сомнения.
— А твоей королеве по-прежнему грозит опасность, — насмешливо заметила она. — Ты знаешь, как спасти ее?
Волосы Лизетт рассыпались, закрыв ее лицо, и Дитер откинул их.
— Да. — Он передвинул коня, чтобы защитить королеву, — Но шахматы могут подождать. — Осторожно уложив Лизетт на кровать, Дитер начал расстегивать ее блузку.
Лизетт прижалась к нему, решив рассказать обо всем Дитеру сегодня ночью, только чуть позже.
Глава 8
Положив голову на плечо Дитера, Лизетт гладила светлые волосы на его груди.
— Мне надо кое-что сказать тебе, — тихо промолвила она, чувствуя, как теплый ночной ветерок принес в комнату благоухание роз.
— Что именно, дорогая?
Лизетт приподнялась на локте и посмотрела на Дитера.
— У нас будет ребенок.
— Что? — Мгновенно приподнявшись, он уставился на нее.
— У нас будет ребенок, — спокойно повторила Лизетт.
— Боже мой! Ты уверена? Когда ты узнала об этом?
— Я догадалась об этом пару недель назад, но теперь совершенно уверена.
Лизетт поняла, что Дитера обуревают те же чувства, которые испытала в первый момент и она: оцепенение, удивление, постепенное понимание, радость и, наконец, тревога.
— Но что же нам делать? Как ты справишься одна? Нам ведь придется расстаться. Последний срок завершения строительства системы обороны — восемнадцатое июня, а после этого меня могут отправить…
Лизетт улыбнулась:
— Справлюсь, как и любая женщина, рожающая во время войны. Даже еще лучше, зная, что ты рад этому.
Дитер привлек ее к себе. Глаза его пылали такой страстной любовью, что у Лизетт учащенно забилось сердце.
— Еще как рад, дорогая! Но теперь я должен обеспечить безопасность не только твою, но и ребенка.
— Дитер, даже если союзники высадятся в Нормандии, нам будет лучше здесь, чем в Париже. Там не хватает продуктов, а кроме того, мне очень тяжело видеть Париж униженным и побежденным.
Зная, что Лизетт не хочет уезжать, он взял ее за плечи и серьезно посмотрел ей в глаза:
— Если Вальми станет местом боевых действий, ты не сможешь оставаться здесь. Побережье будут бомбить с такой же яростью, с какой бомбят Шербур и Кан.
— Отец поговорил с Мари. Ее семья живет в Баллеру, и мы отправимся туда. Это довольно далеко от
