Лизетт не спросила куда, потому что Люк всегда угадывал ее мысли. Он подошел к ней сзади, обнял за плечи, начал целовать волосы, щеки, шею.
Лизетт устремила взгляд на волны. Нормандия, с ее солончаками и песчаными дюнами, с холодным, чистым воздухом. Нормандия и Вальми. Ее дом. Но Нормандия и Вальми чужие для Доминика и Люси. Их дом здесь, в Америке, и Грег никогда не позволит ей забрать детей.
— Нет, — тихо промолвила Лизетт. — Я не вернусь в Нормандию, Люк. Никогда.
Люк пожал плечами, уверенный, что в один прекрасный день Лизетт вернется в Вальми, и тогда он будет рядом с ней.
— До твоего отъезда во Фриско мы можем еще раз заняться любовью. — Люк крепко обнял Лизетт и повел ее к коттеджу. — Ведь неизвестно, когда мы увидимся снова — через три дня или через месяц.
Она прильнула к Люку. Огромное расстояние между Сан-Франциско и Лондоном Люк был готов преодолеть в любой момент. Иногда они проводили вместе лишь несколько часов, и Лизетт не раз говорила ему, что такие расходы не стоят кратковременного свидания. Но Люк усмехался и отвечал, что ему плевать на расходы. Ему было все равно, куда лететь, лишь бы увидеться с Лизетт, поэтому Атлантический океан казался Люку не шире Ла-Манша.
Они зашли в коттедж и заперли дверь. Осень уже вступила в свои права, и возле камина лежала вязанка дров. На полках теснились французские книги. На столике стояла в серебряной рамке фотография родителей Лизетт, а рядом с ней фотография замка Вальми. Эта комната отвечала вкусам каждого из них: Лизетт украсила ее цветами в красивых фарфоровых вазах, Люк повесил на стены современные картины, купленные им в картинных галереях Лос-Анджелеса.
Пока они поднимались по лестнице в спальню, Лизетт снова спросила себя о том, почему без страха и скованности отдается Люку, а с Грегом у нее ничего не получается. Остановившись на пороге спальни, она почувствовала, что ей не хочется входить в нее. Их с Люком тянуло друг к другу, временами они занимались любовью почти исступленно. Однако в их близости не было ни духовности, ни нежности, только животная страсть.
Люк разделся.
— В чем дело? — удивленно спросил он, увидев, что Лизетт застыла на пороге.
— Уже поздно. — Она смущенно пожала плечами. — Прости, но мне пора уезжать.
Люк нахмурился. Он преодолел тысячи миль, чтобы встретиться с ней, а она смотрит на часы!
— А куда тебе спешить? — Охваченный ревностью, Люк шагнул к Лизетт. — Грег не ждет тебя. Он сейчас развлекается с подружкой!
Лизетт поморщилась, когда Люк с силой схватил ее за плечи.
— Ради Бога, забудь о нем! — закричал он. — Грег не хочет тебя! Не любит! Этот сынок богача решил привезти из Франции жену в качестве трофея! Но теперь ему надо жениться на добропорядочной американской девушке… у которой нет прошлого, нет родины, по которой она скучает, и которая не будет обманывать его!
— Но он женился на мне! — гневно возразила Лизетт. — И если Грег не любит меня, я рада и тому, что когда-то он все же питал ко мне это чувство… и захотел жениться на мне!
Люк поднял подбородок Лизетт и устремил на нее горящий взгляд. Он понял, что сейчас может снова потерять ее.
— Грег не любит тебя. А я люблю и готов доказать это как угодно!
Откинувшись на спинку кожаного кресла, Грег просматривал последний рекламный ролик, изготовленный его агентством. Заказчиком была одна из крупнейших компаний в стране по производству сладостей. Рекламировались новые шоколадные конфеты. Удовлетворенный роликом, Грег выключил телевизор, подошел к бару и налил себе виски. Часы показывали уже половину десятого вечера, и в роскошном зале для совещаний, кроме него, никого не было. Ник Барнетт, исполнительный директор, хотел задержаться после работы, чтобы обсудить стратегию рекламной кампании новой косметики, но Грег предложил ему поговорить об этом завтра утром.
Бросив в стакан кубики льда, Грег поморщился. За последние шесть месяцев его легкость в общении с людьми исчезла. Сделав глоток виски, он подошел к окну и устремил взгляд на воды залива. Ему тридцать шесть лет. Он богат, удачлив, пользуется успехом у женщин… и все же чертовски несчастен. На столе Грега лежало письмо от Жаклин.
«…поэтому я намерена выйти за него замуж. Не думаю, что мое письмо расстроит тебя и ты осознаешь, какую совершил ошибку, настояв на моем отъезде в Париж. Ты не любил меня, но, надо отдать тебе должное, и не притворялся, что любишь. Но одного я не пойму: зачем тебе этот брак? Я очень люблю тебя, Грег, и сомневаюсь, что когда-нибудь так же полюблю своего француза, но постараюсь. Прощай, мой дорогой…»
Жаклин оказалась права, предполагая, что ее письмо не расстроит Грега. Он испытал только облегчение. Страдания Жаклин вызывали у него тяжелые угрызения совести, но теперь наконец он избавился от них. Она будет хорошей женой и матерью. И без сомнения, со временем полюбит своего француза так же сильно, как любила его. Во всяком случае, Грег надеялся на это.
И все же письмо Жаклин расстроило его. Она задала тот же вопрос, который и сам Грег задавал себе много раз. Зачем ему нужен этот брак? После возвращения из Франции прошел уже почти год, но у него с женой не было близких отношений. Она отдалилась от него не только телом, но и душой. Грег уже не знал, о чем она думает, что чувствует. Лизетт оставалась отличной хозяйкой, прекрасной матерью, однако была далека от Грега, как луна.
Он отошел от окна и снова налил себе виски. Лизетт несчастлива, Грег видел это по ее глазам, выражавшим опустошенность и отстраненность, когда она думала, что за ней никто не наблюдает… Но ведь когда-то он считал, что сможет сделать жену счастливой. Выяснилось, что это не так. Именно брак сделал ее несчастной, а Грег не знал, как изменить это. Что, черт побери, случилось, почему они стали чужими? Почему, живя под одной крышей, спят в разных постелях? Почему вместе появляются на публике, а дома избегают друг друга? Ничего странного, что Жаклин удивляет их брак. Грег и сам ничего не понимал. Он знал только то, что еще не настал момент, когда жизнь без Лизетт покажется ему предпочтительнее тех страданий, которые доставляет ему этот брак.
Приехав домой, Грег увидел, что Лизетт сидит за столом в своем кабинете. Она что-то писала; мягкий свет настольной лампы освещал ее волосы, оставляя в тени лицо.
— Я звонил в обед, но тебя не было дома. Ты ездила к Крисси? — спросил Грег.
Лизетт подняла голову и отчужденно посмотрела на него.
— Нет… я ездила на машине… прогулялась, — напряженно ответила она, и Грег почувствовал себя инквизитором.
— На север или на юг? — Он заставил себя улыбнуться. Ему хотелось хоть как-то продолжить разговор. При этом Грег прекрасно понимал, что его визит в эту комнату Лизетт считает вторжением в свою жизнь.
— Я… на юг. В Кармел. — Она отвернулась, и Грег уже не видел ее лицо. Он догадался, что Лизетт писала отцу. Перед ней лежали незаконченное письмо и голубой конверт авиапочты.
— А я думал, тебе не нравится в Кармеле, поскольку там слишком много туристов.
— Да, но тамошний пляж напоминает мне дом.
Грегу показалось, что Лизетт вот-вот расплачется. Дом. Все эти годы она жила в Сан-Франциско, но все же считала домом Нормандию. Он подошел к жене и положил ладони ей на плечи. Это было первое прикосновение за много месяцев. Почувствовав, как задрожала Лизетт, Грег ласково сказал:
— Я не знал, дорогая, что тебя до сих пор терзает ностальгия. Если хочешь, мы можем съездить во Францию.
Она всхлипнула.
— Если тебе плохо, поговори со мной, — предложил Грег и нежно погладил ее шелковистые волосы, чего не делал так давно.
Лизетт повернулась и посмотрела на Грега. В глазах ее вспыхнула решимость.
— Да, — руки Лизетт дрожали, и она положила их на колени, — я давно хотела поговорить с тобой, Грег. Давай поговорим.
Он понял, что, если сейчас поцелует ее, она не отвернется. У него так стиснуло грудь, что стало трудно
