Через сотню шагов конь остановился. Вот Чернава спрыгнула на землю. А жеребец стал метаться словно раненый. Только что-то крови на снегу не видать. И тут Малюта растерялся. На снегу появились большие мужичьи следы, зато жеребец словно по воздуху улетел. По спине прошел холодок.
— Чертовщина какая-то получается. Чур меня!
Вот чужак схватил Чернаву, притянул к себе и повел ее в лес. Ярость застилала медведичу глаза, выхватив охотничий нож, Малюта бросился по следу. Не уйти тебе зимой, весь след словно на ладони. Смерть тебя ждет лютая, кто бы ты ни был! Сердце яростно колотилось в груди. Как же так, кто осмелился выкрасть его невесту? И вдруг следы оборвались. На снегу одиноко лежала дареная шуба, еще хранящая тепло Чернавы. Малюта поднял ее, аккуратно обошел это место со всех сторон. Ничего. Оба следа будто испарились. Тогда он стал звать Чернаву, метаться по окрестностям, люто ломая лапы елей. Отвечало ему только лесное эхо да карканье испуганного воронья. От бессилия Малюта принялся колоть ножом ближайшую сосну, остервенело сбивая руки в кровь. Наконец, выплеснув безумную ярость, прижался мокрым лбом к холодному стволу дерева и закричал:
— Я найду тебя! Слышишь, Чернава? Найду! Родом своим клянусь!
ГЛАВА 5
В доме ведьмака жизнь шла размеренно и неторопливо. Домовик Михась, подметая избу, не переставал бурчать на Чернаву.
— Ох, девка, что ж тебе так неймется. Это где ж такое видано, чтоб девица сама на мужика вешалась. Ох, и времена настали. Ну, сложно тебе подождать? Чего ты разошлась будто кошка по весне?
Чернава сидела за столом, внимательно наблюдая за летающим по дому комаром.
— Не люба я ему, Михась. Зачем в дом свой привел? Зачем от родителей забрал? Вот уж три месяца прошло, а он со мной так и не возлег.
Домовик в сердцах бросил веник и уселся возле нее на лавку.
— Дура ты, Чернава. Все вы бабы дуры, — понизив голос, произнес Михась и покосился за печь. — Он же ведьмак, он не может жениться. А вот любить может. И любит он тебя, точно говорю. Я его уже лет сто как знаю.
Домовик дернул ее за сорочку, заговорщически подмигнув:
— Наклонись, чего на ухо скажу.
Чернава наклонилась, подставляя ухо, и тут же отдернулась, расхохотавшись.
— У тебя борода щекотная. Ты специально так сделал. Так говори, я не глухая.
Домовик спрыгнул со скамьи, подбежал к окну посмотреть, чем занят Стоян. Тот, сидя на завалинке под хлевом, грелся на солнышке.
— Стоян сказывал тебе про шабаш?
Чернава вновь обиженно надула губы, продолжая наблюдать за комаром.
— Ну сказывал.
— Ну и чего ты, дуреха, торопишься? Три дня осталось, там с ним и возляжешь. Положено так. Он любит тебя, но хочет сделать из тебя настоящую колдунью. Чтобы ровней ты ему была. А то, чему ты здесь научилась, это так, забавы детские. А там, на Алтаре, тебе истинную Силу дадут!
Чернава стукнула кулачком по столу, слезы навернулись на глаза, губы задрожали от обиды.
— Не хочу я так. Будут ведьмы всякие на меня пялиться. Хохотать станут. Негоже так.
Домовик почесал волосатую грудь.
— Не посмеют. Ты женщина Стояна, никто из них и рта не откроет. Что им, жить надоело? Не, ты скажи, колдуньей настоящей стать хочешь?
— Хочу, — слезы рвались наружу.
— Тогда уйми свою хотелку! Без обряда не станешь. Все, устал я от тебя. Мне еще пожрать нужно приготовить.
Из-за печи раздалось знакомое ворчание кикиморы:
— Эх вы, мужичье, никогда вам не понять душу женскую. Она ему о любви толкует, а он ей о магии. Нет в жизни магии сильнее любви истинной. Ты, Чернава, не унывай, кое в чем Стоян прав. Настоящие чувства только временем проверяются. А то, что на тебя там пялиться станут, так то ерунда. Все они там когда-то лежали, все через это прошли. Это же ведьмин праздник, там все можно. Такое веселье лишь раз в году происходит. Тебе еще и понравится. Да что там говорить, сама все увидишь.
И кикимора замолчала, больше не произнеся ни слова. Наконец-то комар сел Чернаве на руку. Неторопливо, с опаской стал ощупывать жалом кожу, выискивая слабину. Чернава улыбнулась, потянувшись к нему мыслями. Голод. Страх и голод. Более никаких чувств это насекомое не испытывало. Она стала его успокаивать. Кровь теплая, вкусная, пей маленький, никто тебя не обидит. Пей, не бойся. Комар воткнул хоботок и стал сосать кровь. Чернава тут же зашептала:
Затем, подняв руку, дунула и засмеялась:
— Лети к Стояну!
Михась осуждающе покачал головой, плюнул на пол и снова принялся за уборку. Игра между Чернавой и ведьмаком длилась уже три месяца. Каждый раз она прибегала к новым уловкам, пытаясь привлечь его внимание.
Он же лишь отшучивался, отмахиваясь от ее ворожбы, словно от мух назойливых. Иногда, когда Чернава плакала, обнимал ее, крепко прижимая к груди. Она вырывалась, тогда Стоян брал в руки ее лицо, внимательно смотрел в заплаканные глаза и целовал. Уже два раза целовал. Она помнила каждое мгновение в его объятиях. Но всегда этот чудесный миг растворялся, словно туман, со словами:
— Потерпи, скоро шабаш. Там все и решится.
О Боги, как же она влюбилась в него! Видать, точно приворожил, ведьмачина старый. Чернава выглянула в окно, может, хоть на этот раз получится?
Греясь на солнышке, Стоян радовался весне. Наконец прошли эти лютые морозы, проливные дожди, грязь. Никаких лаптей не хватит в такую погоду. Правда, последнее время он стал покупать обувку из городских привозов. Горожане, привыкая к роскоши, стали шить сапоги. Собственно, те же лапти, только из грубой кожи сложены. Ну как бы там ни было, а поудобней лаптей будут. Эх, солнышко, хорошо в лучах твоих теплых купаться. Если есть в мире Свет, то есть и Тень, а в тени и сила колдовская. За последние сто лет ведьмак видел многих талантливых колдунов. Сам-то он на глазах у людей не кичится своей силою, потому и жив по сей день. А было несколько умников, что стали с князьями задираться, так те их быстро на копья подняли. Не зря князья свой хлеб жуют. Умеют людей в узде держать, а тем что, абы князь-батюшка
