его телом, сломила дух великого царя. Он в унынии наблюдал за происходящим сражением, размышляя над своим грядущим. Шестнадцать лет он будет в зависимости от воли этого страшного человека. Царь? Богочеловек? Нет, скорее раб, по собственной глупости отдавший себя в руки безжалостного господина.
Конь ведьмака нетерпеливо встал на дыбы, устав от длительного ожидания.
— Начинайте! — прокричал Стоян, отдавая воинству команду к атаке.
Крам протрубил в сигнальный рог, и десятки лучников спустили свои тугие луки, осыпая приговоренных рабов смертоносными стрелами. Крики боли и ужаса разнеслись над полем, сливаясь с грохотом колесниц и ржанием лошадей. Кольцо сжималось все плотней, вновь и вновь воины натягивали луки, выискивая бреши в защите противника. Один за другим сраженные их стрелами рабы падали наземь. Наконец у приговоренных к смерти сдали нервы, и с криками сорвавшись со своего места, они бросились в бой, желая прорвать смертельное оцепление колесниц. Забросив луки за спину, воины хатти стали осыпать бегущих к ним воинов короткими метательными копьями. Обреченные рабы усилили напор. Яростно хватая несущихся лошадей за удила, они опрокинули несколько колесниц, десятками погибая под копытами и телами лошадей. Прорвавшись сквозь смертельное кольцо, рабы бросились в бегство, спасая свои жизни. Дважды протрубил рог Крама, приказывая колесницам перестроиться. Поднимая тучи пыли, колесницы развернулись, выстраиваясь лунницей. Безжалостно жаля лошадей вожжами, хатти начали преследование. Их стрелы десятками сыпались в спины беглецам, усеивая бескрайнее поле их сраженными телами. Настигнув рабов, воины обнажили свои кривые мечи, быстро завершая затянувшуюся расправу над обреченными.
Стоян, удовлетворенно кивнув, радостно прокричал:
— Теперь у меня есть воины, способные дать бой Сварожьей Дружине! Это будет славная битва!
Над головой ведьмака раздалось тоскливое карканье, и крупный ворон, снизившись, сел к нему на руку. Застонав от бессилия и ярости, ведьмак взмахнул рукой, вновь отправляя птицу в полет.
— Прощай, Падун. Не думал я, что твой путь в Яви будет столь краток… — Обернувшись к носилкам Рамуноса, Стоян прорычал: — Мне нужны корабли, брат! Много кораблей!!!
Удрученно кивнув, хаттский царь отдавал команду носильщикам:
— На пристань! Мы построили много больших кораблей, способных нести по волнам величие народа хатти.
Глава 14
Выходя из лесу, Рыжий настороженно замер, разглядывая движущийся по тракту купеческий обоз. Густые леса родной земли закончились. Хорезм находился в нескольких днях пути, пролегающего золотыми бескрайними степями.
Хорезм. Великий торговый град, за высокими стенами которого сосредоточились несметные богатства мира. Самый богатый из городов после божественного Асгарда. Именно здесь сходились все торговые пути Империи, соединяя воедино искусство мастеров востока и запада. Ковры и ткани аримов, железо из рудников хатти, оружие древлянских кузнецов и гончарные изделия полуденных княжеств. Все диковинки мира съезжались сюда, чтобы распространиться по миру, прославляя труд мастеров, их создавших.
Внимательно изучив воинов, сопровождающих караван, Рыжий усмехнулся, потуже затягивая лямку заплечного мешка и выходя на дорогу. Ссутулив широкие плечи и слегка прихрамывая, он остановился на обочине, тяжело опираясь на посох.
— Здрав будь, купец! — приветствовал Рыжий хозяина обоза, изображая усталого путника. — Не подвезете калику до града Хорезма? Устали ноги грязь дорожную месить.
Охранники смерили оборванца презрительными взглядами, покосившись на хозяина в ожидании распоряжений. Полнотелый кряжистый купец, чей возраст едва переступил пятый десяток, недовольно поджал губы.
— Пшел прочь, оборванец! — процедил сквозь зубы старший охранник, напирая конем на Рыжего. — Да кто тебя пустит в Хорезм? Твое место в лесу, рвань чумазая!
Рыжий отшатнулся, уклоняясь от могучей конской груди, и вроде бы случайно прихватил стражника за руку, роняя того наземь. Рухнув с коня, словно куль с мукой, воин выругался, неуклюже пытаясь подняться на ноги, и потянулся к мечу:
— Ах ты, паскуда! Да я тебя!
— Прости, любезный, — испуганно затараторил волхв, бросившись к стражнику и якобы услужливо поднимая его на ноги, — прости, что коня твоего испугал. Не зашиб головушку?
Рука его будто случайно легла на запястье воина, уверенно возвращая его наполовину вынутый меч в ножны. Все так же услужливо, рассыпаясь в извинениях, волхв прихватил возмущенно взбрыкнувшего воина за мизинец. Выпучив глаза, страж встал на носочки, заскулив от боли. Рыжий с улыбкой подвел его к коню, не выпуская мизинец из своей железной хватки.
— Позволь, помогу тебе вновь на коня сесть, могучий воин.
Купец расхохотался, наблюдая, как этот оборванец, играючи, управился с одним из самых сильных воинов его охраны. Несколько стражников развернули коней, направляясь на помощь опозорившемуся товарищу.
— Оставьте путника в покое! — прокричал хохочущий купец, смахнув навернувшуюся от смеха слезу. — Эй, калика, ступай сюда. Вижу, с тобой будет веселей дорогу коротать.
Отпустив палец облегченно вздохнувшего стража, Рыжий улыбнулся, запрыгивая к купцу на телегу.
— Благодарствую тебе, купец. Прости, не знаю имени твоего. Но, судя по мудрости твоей, имя свое ты носишь по праву.
Купец удивленно моргнул, вновь расхохотавшись:
— Ну, чудеса, да и только! Велемудром меня кличут. Откуда имя мое прознал?
Волхв вновь улыбнулся бесхитростной улыбкой простолюдина, выпалив скороговоркой:
— Я бы не прознал, если б ты сам не подсказал. У хорошего человека, прожившего с полвека, исписано морщинками лицо от смеха. По одной морщинке имя скажу, по другой судьбу разгляжу. Скажу, чем болен, богат или обездолен. Много ли детишек дома дожидаются, пока отец по чужбинам шатается.
Купец грустно усмехнулся, вспомнив о детях, который месяц отца дожидающихся, о жене. Смерив Рыжего долгим изучающим взглядом, он задумчиво произнес:
— Да ты, парень, непрост, как я погляжу. Видать, давно ты по миру скитаешься, раз так легко в людях разбираешься. Может, хоть имя свое назовешь, а то я по лицам читать не научен.
Волхв усмехнулся, стягивая с головы шапку, и гордо сверкнул своими огненными кудрями.
— Рыжий. Так меня все называют. Знаешь, как в жизни бывает, имени твоего не знают, а рыжим обозвать всегда норовят. — Волхв наигранно вздохнул, словно излагал очень трогательную историю. — Вот я и решил: рыжий — значит, Рыжий. А оно так и получается — легкого труда мне не выпадает. Берусь за любую тяжелую работу. Иной отмахнется от нее со словами: «Тоже мне, рыжего нашли». А я завсегда готов.
Купец расхохотался над веселой бравадой парня, поддерживая шутку:
— Ну ты и фрукт! Рыжий, значит? А правду говорят, что рыжим в любви везет?
Волхв кивнул, гордо выпятив грудь, словно был первым парнем на деревне.
— В этом плане пожаловаться не могу. Любят меня девки. Любят страстно и неугомонно. Так любят, что от любви той на край света бежать хочется. Вот и бегаю, от чужих мужей спасаясь. А уж они-то меня точно не любят.
Купец схватился за живот, заходясь в затянувшемся приступе смеха. За последний месяц путешествий это был единственный день, когда он искренне и весело смеялся, не думая о лихих разбойниках и о неудачной торговле. Прожив полвека, он научился ценить тех, кто дарит людям смех и радость. Мало таких людей осталось. Злых да жадных — хоть пруд пруди, а настоящих весельчаков можно по пальцам перечесть. Разучились люди радоваться, над глупостью своей смеяться. А тот, кто иных осмеивает, вечно битым оказывается.
