Мгла на небе становится все гуще и гуще, кружочек солнца почти совсем растаял, и только то место, где он должен быть, жжет бесцветным, нестерпимо жарким пламенем…
В густом небе постепенно начинают рассасываться белые курчавые облака, их ранее четкие границы теперь размыты. Мой «нос» опускается на «подбородок», «подбородок» сдвигается в сторону, «глаза» закрываются, и вскоре в небесном исполнении я перестаю существовать вовсе.
Что-то обжигающе холодное, скользкое прыгнуло мне на спину, схватило за шею и принялось душить. Я вскочил от неожиданности. Это был Рис. С довольным смехом хулиган скатился с моей спины на траву и заболтал ногами, руками и головой, как отряхивающийся после купания щенок.
– Здорово испугался? Я тебя хотел водой окатить, да не в чем было принести.
– Вода хорошая?
– Ничего. Приличненькая.
Рис пододвинулся и устроился со мной рядом, лязгая зубами. Тело его покрылось пупырышками, белые волоски вдоль позвоночника вздыбились, с синего носа на траву капала вода.
– Нельзя купаться до такой степени.
– Мы с тетей Ниной на матрасе… Ну и здорово! Матрас горячий-прегорячий. Нажаришься на нем – в воду! Охладился – потом опять жарься!
– То-то я и вижу, как ты нажарился.
– Это тетя Нина на корягу наскочила, когда матрас со мной толкала, и я чуть не утонул.
– Будет сочинять.
– Чесслово. Там ямища оказалась глубокая-преглубокая. Я на самое дно упал. Лежу, а вокруг рыбы плавают, раки ползают. Над головой темно-претемно. Только в одном месте свет виднеется. Я уже задыхаться стал. Круги красные перед глазами засверкали. Знаешь, когда в глаз дадут – такие круги бывают. Знаешь?
– Знаю.
– Ну, думаю, утонул я. Пап, а если бы я утонул, вы бы меня на кладбище похоронили или в крематории сожгли?
– А как бы ты хотел?
– На кладбище, конечно.
– Почему?
– Сжигаться больно.
– Ничуть не больно. Ты же мертвый будешь.
– Все равно больно. Тело-то мое останется. И потом, как я снова рожусь, если у меня ни капельки тела не будет?
– А ты собираешься снова родиться?
– Конечно.
– Так не бывает.
– Почему это не бывает? Разве человек умирает навсегда?
– Навсегда, сынок.
– Навсегда-навсегда?
– Да.
Рис задумался, потом решительно тряхнул головой.
– Я тебе не верю. Лежать-то в могиле буду я. Значит, если захочу, я могу вылезти из гроба.
– Оттуда, сынок, никто не вылезает.
– Значит, так и лежать всю жизнь?
– Значит, так и лежать.
– И не пить, не есть, не бегать, не дышать?
– Да…
– Страшно скучно и противно.
– Еще как.
– И все-таки оттуда, наверно, можно выбраться. Пап, если я вдруг умру, ты не очень глубоко меня закапывай и крышку не забивай. Договорились?
– Договорились.
– Честно?
– Честно.
– Поклянись.
– Клянусь… Ну и чем же кончилось твое приключение на дне?
