наблюдениям, находилась электростанция. Глухой рокот дизельного двигателя подтвердил, что он не ошибся в своих наблюдениях. Чуть поодаль стояли два других строения из гофрированного железа, в окнах которых горел свет. Оттуда доносились голоса, и это, без сомнения, были казармы для размещения людей. Судя по их размерам, в них могло находиться от сорока до пятидесяти человек. Вот уж действительно у противника тут была сосредоточена целая армия! Но каково же ее предназначение?
Когда Болан проходил мимо освещенных окон вспомогательных строений, ему показалось, что за углом одного из них промелькнула еле заметная тень. Он бросился на землю и застыл, напряженно прислушиваясь и вглядываясь в ночную темень до рези в глазах. Несмотря на кромешную тьму, он вдруг почувствовал свою полную уязвимость. А что, если его сейчас обнаружит часовой?..
Когда он снова поднялся с земли, не отводя взгляд от подозрительного угла здания, там больше ничего не выдавало чужого присутствия. Во всяком случае, никто не поднял тревогу, и в лагере по-прежнему царила тишина. Медленно, стараясь не издавать ни единого звука, он двинулся дальше.
Мак приблизился к строению из гофрированного железа, которое по размеру было меньше остальных. Вынув из кармана авторучку-фонарик, он направил тонкий луч света на оконное стекло. То, что он увидел, полностью устраивало разведчика. Пятнышко света выявило интерьер прекрасно оборудованной лаборатории с длинными столами, уставленными ретортами, отстойниками, колбами, бунзеновскими горелками и длинными рядами пробирок в штативах. У стены напротив окна стояли два огромных холодильника, а на полу в углу — клетки-вольеры с мышами и морскими свинками, которых неурочное вторжение заметно обеспокоило.
Болан еще несколько секунд изучал лабораторию, затем выключил фонарик и отправился дальше. Теперь он хотел подобраться к следующему строению, из окон которого пробивался неяркий свет и где, как ему представлялось, размещался командный пункт базы.
Несколько минут спустя Палач уже стоял у освещенного окна и осторожно заглядывал в комнату.
Он немедленно опознал всех четырех находившихся там мужчин: доктор Брюс и Ворд не вызывали сомнения — он видел их фотографии. Что же касается Роски, то Болан нисколько не был удивлен, увидев его. Уж больно профессионально был оборудован лагерь. Тем не менее при виде этого человека во плоти Болан испытал потрясение: бывший армейский капитан, звавшийся теперь полковником, снова напомнил Палачу о давно минувшем периоде в его жизни.
Так же, как и он, Роски служил во Вьетнаме. За агрессивность на полях сражений его вскоре окрестили Ужастиком. Но уже в самом начале войны он нажил себе многочисленных недоброжелателей. Его упрекали за чрезмерную жестокость по отношению к коренному населению и за то, что он ни в грош не ставил жизнь своих подчиненных. Болан довольно близко знал капитана Роски, что позволяло ему судить о справедливости критических замечаний в его адрес.
К концу войны Роски предстал-таки перед военным трибуналом: его обвиняли в истреблении мирного населения одной из деревень в провинции Тра Нинь. Те, кто добивался его осуждения, утверждали, что несчастная деревня — лишь один из многочисленных эпизодов кровавой деятельности обвиняемого... Как бы там ни было, Ужастика признали виновным и лишили воинского звания. После этого Болан ничего больше о нем не слышал. Он знал только, что Роски подался в наемники и весьма преуспел на этом поприще. Время от времени факт его присутствия отмечали то в Гватемале, то в Анголе, то на Ближнем Востоке, короче, всюду, где разгорался очередной конфликт. Но до этого вечера Болан ни разу с ним не встречался.
По странному совпадению, оба познали схожую, но вместе с тем такую разную судьбу. Они прошли боевую закалку в одном и том же горниле и оба испытали на себе обжигающее пламя преисподней в Юго- Восточной Азии. Затем оба покинули Вьетнам, чтобы посвятить себя своей собственной войне.
Однако на этом сходство заканчивалось. Болан и во Вьетнаме отдавал все свои силы выполнению долга. Он наводил на вьетконговцев ужас по всему Северному Вьетнаму, безжалостно расправляясь с ними в ходе беспрерывных боев. Но ему всегда было присуще гуманное отношение к людям и умение ценить человеческую жизнь. Всякий раз, когда представлялась возможность спасти мирное население, он поступал сообразно своим принципам, рискуя при этом собственной жизнью, за что и получил от мирного населения прозвище Сержант Милосердие.
Роски же, напротив, вступил на другой путь. Его пьянили война и насилие, он научился ненавидеть все, что шевелится, и сжигать напалмом все, что горит, а идеалом его жизни стало уничтожение, уничтожение и еще раз уничтожение.
Разница все-таки ощутимая...
Четвертым среди присутствующих в кабинете был подручный Ворда, также небезызвестный Болану. С первого взгляда Мак узнал одного из своих противников по другой, но тоже оставшейся в прошлом войне. Зловреднейшая личность, с которой Палачу приходилось сталкиваться на одном из этапов своей прежней жизни.
Никола Фуско — Ники для близких друзей — возглавлял одну из семей мафии на юге Флориды. К тому же, он пользовался серьезной поддержкой в Южной Америке. В то время, когда Болан проводил блестящую атаку на Конвенцию мафиози, проходившую в Майами, он был всего лишь простым киллером. Но Фуско удалось невредимым выбраться из-под обломков преступного мира Флориды. Он обосновался в Тампе и там, вдалеке от карающей десницы Палача и безудержной конкуренции со стороны постоянно прибывающих кубинских эмигрантов, засилье которых все больше ощущалось в преступном мире, худо-бедно проворачивал свои преступные делишки. В настоящее время он наладил бартерный обмен с некоторыми борцами за «свободу», аналогичную кубинской, в Южной Америке. Фуско выгодно продавал списанное с вооружения оружие за наркотики. Его присутствие в лагере, несомненно, могло серьезно повлиять на выполнение задания. Во всяком случае, от Ники можно было ожидать только дополнительные трудности и опасность...
Болан вновь переключил внимание на Ворда. С покрасневшим от злости лицом старик что-то длинно и пространно вещал и, казалось, совсем потерял над собой контроль. Он с трудом подбирал слова. У сидевшего перед ним Брюса вид был задерганный и испуганный. Финансовый туз смотрел на него сверху вниз и, похоже, даже угрожал кулаком.
Болан вытащил из брезентового чехла на поясе крохотного «жучка» величиной с пуговицу от сорочки. Это был миниатюрный передатчик с клейкой пленкой с одной стороны, что позволяло приклеить его к любой плоской поверхности.
Уверенным жестом Болан прилепил почти невидимый приборчик в левом нижнем углу окна. Стекло должно было послужить резонатором, усиливая любой звук внутри помещения.
Приемник же размером с пачку сигарет висел у Болана на ремне. Мак вставил в ухо крохотный наушник, включил аппарат и не смог сдержать удовлетворенной улыбки, когда ему на барабанную перепонку обрушился львиный рык Ворда. Палач тотчас же уменьшил звук и принялся слушать.
— ...этот проект является венцом всей моей жизни и даже жизни всех здесь присутствующих! И мы ни перед чем не остановимся, чтобы довести его до конца, — вопил старик. — Я бы предпочел, чтобы вы согласились сотрудничать с нами по доброй воле, но в любом случае мы сумеем заставить вас продолжать работы.
Брюс выпрямился на стуле и грубо сказал:
— Подите вы к черту!
Болан снял наушник, когда в комнату вошел сержант и вывел из нее Вильяма Брюса. Тэрстон Ворд предоставил ученому ночь на размышление. Не очень много, чтобы принять решение такой важности.
Палач бесшумно исчез в тени за домиком. А Брюс, конвоируемый сержантом, вышел из штаба и побрел через весь лагерь к маленькому бунгало, стоявшему в стороне от остальных по соседству с электростанцией. Когда доктор замедлил шаг, сержант схватил его за руку и грубо потащил за собой.
Совершенно незаметно, прячась в спасительной тени строений, Болан последовал через весь лагерь за доктором и его конвоиром. Когда неразлучная парочка остановилась перед бунгало, служившим для доктора Брюса тюрьмой, Болан находился так близко от них, что вполне мог без труда прикончить сержанта, сопровождавшего ученого. Но время для этого еще не пришло. Стоя совершенно неподвижно и даже не дыша, он видел, как сержант открыл дверь и втолкнул пленника в глубь помещения, после чего закрыл дверь на висячий замок. Посчитав свою задачу выполненной, он бодро затрусил в направлении штабного домика.
Только тогда Болан позволил себе стронуться с места и проскользнул к дверям импровизированной
