авиации. Варшавское шоссе было сильно разрушено. Дорогу преграждали занесенные снегом воронки от взрывов наших бомб и снарядов. Обочины и кюветы во многих местах были завалены подбитыми и сожженными танками, тягачами, грузовиками, искореженными орудиями. То и дело встречались обозначенные предупредительными табличками и опоясанные проволокой минные поля.
Когда-то мирно стоящие здесь вдоль шоссе тихие деревни открывались взору черными пепелищами да нацеленными в небо закопченными остовами печей. Вправо и влево от кондровской дороги чернели развороченные авиабомбами и снарядами дзоты. Вблизи одного дзота лежал наш бомбардировщик Пе-2. Осмотрев его, мы с шофером Андреем Белоусом насчитали на фюзеляже и хвостовом оперении более пятидесяти пробоин, а на поле вокруг машины — двенадцать припорошенных снегом трупов гитлеровских солдат. Как видно, экипаж сел на вынужденную и отстреливался до последней возможности.
У опушки леса, примыкающего к окраине Кондрова, возвышался длинный холм. На нем свежая братская могила. На деревянном, наспех сколоченном из досок памятнике надпись: «Здесь похоронены бойцы и командиры, павшие смертью храбрых при освобождении калужской земли от фашистских захватчиков. Вечная слава героям!» В комендатуре батальона аэродромного обслуживания, куда мы заехали, чтобы узнать расположение своего штаба, нам рассказали, что в могиле захоронено сто сорок воинов-пехотинцев и три авиатора с подбитого Пе-2.
Трудны дороги нашей грядущей Победы...
До войны мне немало приходилось летать на непритязательном тихоходном самолете У-2. Кто-то прозвал его «кукурузником», — очевидно, потому что летно-технические данные этой машины позволяли взлетать и садиться где угодно, вплоть до кукурузного поля. Не могли и предположить тогда насмешники, что волею судьбы самолету У-2 предстоит войти в легенды.
— Жив курилка! — восклицали бойцы, когда им случалось где-то на перепутьях войны вдруг повстречаться о «кукурузником».
А он уже по-настоящему зарекомендовал себя боевым самолетом. У-2 бомбил передовые позиции и ближний тыл противника, вел разведку, поддерживал связь с войсками и партизанами, возил боеприпасы, продовольствие, разбрасывал листовки.
Такой судьбой жил и наш 700-й авиационный полк, работая в районе Юхнова. Летчики и штурманы летали на У-2 с самых ближних к переднему краю площадок, зачастую под артиллерийским и зенитным огнем. В зимнюю ночь экипажи успевали сделать по 8–10 боевых вылетов с бомбовым грузом на борту до 300 килограммов. При посадке никаких световых обозначений аэродрома они не требовали — довольствовались одним-двумя фонарями «летучая мышь», а когда в небе около места базирования появлялся немецкий самолет, садились и вовсе без огней.
Нелегкая, опасная была работа у пилотов У-2. Но любили они свой «кукурузник», верили в него. Полковые поэты сочиняли добродушные стихи и частушки в его славу, вроде вот таких:
Из множества боевых вылетов экипажей 700-го авиаполка, пожалуй, не найти такого, в котором не проявлялись бы творчество авиаторов, воинская смекалка, настоящая отвага. Нелегкими выдались вылеты на поиск и обеспечение наземных войск, действующих во вражеском тылу весной 1942 года западнее Юхнова. В один из весенних дней заместитель командира эскадрильи старший лейтенант В. И. Дзенов и штурман капитан В. С. Бледных ушли на задание первыми. Знали, что лететь на У-2 за линию фронта в дневное время — дело рискованное, но лететь надо было: самолет с продовольствием ждали войска. А потом еще — разведка.
О том, как проходил разведывательный полет, я узнал от самого Дзенова. Погода по их маршруту после вылета все больше ухудшалась, низкая облачность прижимала к земле, и самолет едва не задевал крыльями верхушек деревьев. Чтобы укрыться от зенитного огня, перед линией фронта старший лейтенант Дзенов повел машину в облаках. Фашисты били на звук мотора наугад — не попали. Долго потом искал своих экипаж У-2, однако нашел и груз благополучно сбросили по назначению. Возвращались же, как и требовалось по заданию, другим маршрутом. Решив опять подняться в плотную облачность, Дзенов потянул ручку управления на себя — и вот тут началось! Машину вдруг резко тряхнуло, управлять самолетом стало трудно. Оказалось, что снаряд разворотил правую верхнюю плоскость. Капитан Бледных молчит. Дзенов спрашивает штурмана: «Что с тобой? Ранен?» Еле слышно штурман отвечает: «Слегка прихватило...» И тут же сообщает, что на машине пробит верхний бак...
Лететь вслепую на поврежденной и плохо управляемой машине стало невозможно, и летчик вышел, точнее, вывалился из облаков. Обстрел сразу же усилился. Раненный вторично, капитан Бледных беспомощно уткнулся в борт кабины.
И все-таки экипаж вернулся на свой аэродром. Четыре прямых попадания снарядов, 138 пулевых пробоин привезла машина — вот тебе и «кукурузник»!
Запомнился мне еще один вылет на боевое задание. Тогда случилось так, что радиосвязь с частями, сражающимися в тылу врага, внезапно прервалась. Из поступивших ранее донесений мы знали, что там, в тылу, наши воины ведут тяжелые неравные бои, но как им быть без связи?..
Вскоре на аэродром привезли девушку-радистку и ее помощника — молодого паренька. При них походная рация, аккумуляторы питания, все как положено. Нам приказали немедленно установить место нахождения окруженных подразделений и доставить связистов в их распоряжение. Посадка на колеса в данном районе исключалась из-за весенней распутицы, поэтому девушку и парня решили сбрасывать на парашютах.
Вылет назначили на раннее утро, с тем чтобы два У-2 пересекли линию фронта в предрассветных сумерках, а поиск места приземления произвели бы уже в светлое время. Выпустить экипажи на задание в назначенный срок не удалось — помешал густой туман. Только в одиннадцать часов появились признаки видимости и самолеты поднялись в воздух.
Шли они севернее Варшавского шоссе на малой высоте. Внизу под крыльями простиралась белесая пелена тумана, а вверху — ясное голубое небо. Старшина П. Н. Афанасьев летел сзади и чуть справа от командира звена старшего лейтенанта А. А. Подкосова. На реке Угре их обстреляли, да так, что от самолетов, как перья, полетела обшивка. Подкосов посматривал за пассажиром: юноша, нагруженный основным оборудованием связи, сохранял спокойствие.
В предполагаемом районе окруженных подразделений не оказалось. Пытаясь найти какие-нибудь следы недавнего боя, экипажи У-2 стали кружить над землей, и вот Подкосов заметил в стороне не то пожар, не то разведенные костры. Пошел на дым, Афанасьев с радисткой — за ним.
Чтобы разобраться, где наши, а где немцы, пришлось пройти над полем боя. Увидев в небе идущие на помощь советским воинам самолеты, фашисты обрушили на них зенитный огонь. Самолеты трясло как в лихорадке. Но вот наконец они выскочили на своих и стали набирать высоту для захода на сбрасывание радистов. Командир звена старший лейтенант Подкосов подал команду «Приготовиться!». Его парашютист сноровисто вылез на плоскость...
— Смотрю на него, — рассказывал потом Подкосов, — а он улыбается. Крикнул ему: «Молодец!» — и тут же подал команду «Пошел!». Парнишка полетел вниз, еще мгновение — и над ним белым облачком замаячил
