– Орлеанский лес? Где-то я уже слышала про этот лес…
– Красивое место… Вы не подумайте, я не ханжа и уж тем более не имею права кого-то судить, тем более и у меня рыльце в пушку… Я правильно выразилась?
– Еще как правильно, – рассмеялась Наталия. – Но тем не менее ты осуждаешь эту женщину за столь легкомысленное поведение, так?
– Выходит, что так… Но если честно, то я ей страшно завидую и уверена, что не я одна… Красивая женщина – это счастье и несчастье одновременно. Вот если бы я была красивой, то не работала, наверно, горничной…
– Глупости… Ты сама не знаешь себе цену. Мне трудно понять твоего мужа: как он может отпускать тебя в гостиницу, зная о том, что рискует потерять тебя…
– В каком смысле?
– Горничная – это не самое лучшее место для хорошеньких девушек…
– Я пробовала работать в кафе, так у меня весь, простите, зад был в синяках, как ни пройду мимо, мужчины так и норовят ущипнуть за мягкие места…
Перед тем как расстаться на улице, Катрин сказала:
– Если понадобится еще моя помощь, звоните в номер, я буду вас там ждать…
Наталия хотела сказать ей, что на сегодня, наверное, уже достаточно, но Катрин, опередив ее, предупредила:
– Я так, без денег… Просто мне хочется вам помочь… – И она, совершенно неожиданно для Наталии, поцеловала ее в щеку и перебежала на другую сторону улицы, откуда помахала весело рукой.
Наталия же покатила в сторону Триумфальной арки.
Глава 11
Лозанна
Когда она подъехала к дому Анны Беар, на улице совсем стемнело. Окна дома светились уютным желтоватым светом.
Она прошла по дорожке к крыльцу, поднялась на него и позвонила.
Сначала где-то наверху загорелся фонарь, осветив голые ветви кустов, примыкающих к дому, затем послышался звук открываемой внутренней двери, после чего на основной входной двери загорелся кружок глазка. Кто-то, находящийся в доме, рассматривал Наталию.
– Это Наталия Орехова, – сказала она, обращаясь к глазку.
– Мадам сказала, что не выйдет к вам… Вам лучше уйти, – услышала она голос служанки.
Наталия вернулась к калитке и вздохнула с облегчением, обнаружив, что таксист, которого она забыла предупредить, чтобы он подождал, открыв капот машины, возится с мотором…
– Катрин, – сказала Наталия в гостинице, куда она добралась уже ночью, – скажи, какие документы мне необходимо оформить, чтобы вылететь в Швейцарию?
Несколько дней ушло на оформление въездной визы.
В Орли, куда Катрин приехала ее проводить, Наталия услышала:
– Какая у вас интересная жизнь, и кто бы подумал, что вы обыкновенная учительница музыки…
– Да в том-то и дело, что
– Желаю вам найти этого художника… – Катрин чуть не плакала от волнения, наверное, ее собственная жизнь теперь казалась ей серой и неинтересной.
– А ты, пока меня не будет, поезжай домой, к мужу… Он, наверно, соскучился по тебе…
В самолете она вспомнила, от кого слышала про Орлеанский лес. От Луи Сора, он говорил, что у Ги, то есть у хозяина, есть замок в Орлеанском лесу… И Изабель, прикатившая из Алжира, кажется, тоже собирается туда же… бедная Сара Кауфман…
Она закрыла глаза и весь оставшийся путь проспала.
Лозанна ей понравилась всем, особенно дома со строгими аккуратными наличниками, старинные улочки, магазины, дороги, машины. И конечно, сам воздух. Здесь не пахло гарью или выхлопными газами, и хотя шел дождь, воздух казался необычайно свежим и как будто бы теплым.
На клумбах кое-где еще продолжали цвести розы и хризантемы, а женщины ходили в легких плащах, под прозрачными зонтиками…
Квартира Пьера Барта находилась на первом этаже совершенно белого трехэтажного дома, расположенного почти в самом центре города.
Это была своеобразная мастерская, но куда более стильная и просторная, нежели у его сестры, Эдит.
– Edith, – сказала Наталия, едва высокий блондин открыл ей дверь. И была тут же впущена в квартиру.
Он спрашивал ее о чем-то, но она, конечно, не понимала ни слова. Везти с собой Катрин не имело смысла. Ни при ней, ни при ком другом она не смогла бы задать Пьеру те вопросы, которые она собиралась ему задать. И вот теперь, когда он сидел перед ней в кресле и пытался тоже, вероятно, расспросить ее о цели ее визита, она лишь смотрела на него и пыталась представить себе его в
– Арпажон… – говорила она и видела, что он понимает.
– Эдит и Седрик…
Пьер кивнул.
И тогда Наталия достала из сумки привезенную ею из Парижа и одолженную у Фредерика бутылку из винного погреба, принадлежавшего некогда Пьеру Барту, и водрузила ее на стол. Затем подняла голову и внимательно посмотрела на него…
В глазах художника появился испуг, и тогда она достала из сумки четверть капустного кочана.
Пьер закрыл лицо руками.
– English? – спросила она, питая слабую надежду на то, что Пьеру и ей будет легче общаться на английском языке, и достала привезенный ею из Парижа русско-английский маленький словарик.
– Yes, yes… – немного оживился он и куда-то убежал, а вернулся уже с большим англо-французским словарем.
«Я ваш друг, – писала ему Наталия, с трудом вспоминая английские слова и без конца заглядывая в словарик. – Как звали друга Эдит?»
«Седрик Беар».
«Спасибо».
«Вы из полиции?» – спросил Пьер.
«Нет».
«Вы пьете виски?»
«Иногда».
«Вас как зовут?»
«Наталия».
«Вы знали мою сестру?»
Пьер налил виски в стаканы, принес яблоки и несколько холодных бутербродов с ветчиной.
Они переговаривались до ночи. Обменивались, казалось бы, ничего не значащими фразами, пока Наталия не почувствовала, что устала.
Пьер постелил ей в спальне, а сам ушел спать в другую комнату.
Седрик Беар и Эдит Барт были любовниками. Что и требовалось доказать. Неужели только для этого ей потребовалось проделать такой путь?
Если нашли голову или головы в Сене, значит, где-то должны быть и тела. Но где?
Она лежала с широко раскрытыми глазами и размышляла, рассматривая движущиеся тени на высоком потолке.
Итак. Вечеринка у Байе. Анна Барт вместе с Наталией приезжает туда и не подозревает о том, что в соседнем доме, отданном в распоряжение Байе, но принадлежавшем брату Эдит, Пьеру, находится ее муж, Седрик. Но не один. Зачем было ему уединяться одному? Он с женщиной. У женщины черное белье.
И навряд ли они занимались любовью в винном погребе. Значит, тот человек, который их застал
