– Я тебе больше не интересна? – нарушила молчание Света.
– А?.. – Женя повернул голову и в первый раз прочитал в ее глазах хоть какие-то эмоции – это было похоже на сожаление, – еще как интересна! – он схватил руки девушки.
– Правда? То есть, когда-нибудь ты еще зайдешь?
– Зачем когда-нибудь? Давай… – он стиснул ее пальцы так, что Света картинно прикусила губу, – хочешь, поедем вместе на твою дачу? Мне все равно делать нечего!..
– Разве ты не работаешь? – девушка искренне удивилась.
– Я – писатель; у меня рабочий день ненормированный. Кстати, хочешь, завтра принесу тебе одну из своих книг?
– Настоящий писатель? Клево, – Света улыбнулась, – хочу. Я люблю читать. Если б у меня была своя квартира и лишние деньги, я б, точно, покупала книги.
– Значит, завтра. Где и когда?.. А давай я заеду к тебе?
– Ко мне не надо. Хозяйка сразу подумает, что мы не работать туда едем, а, сам понимаешь, чего… ну, не надо, короче. Позвони утром, часов в восемь – я встаю рано.
– Диктуй, – Женя достал телефон.
Прощание получилось сугубо официальным, но Женя и не стремился к большему. Он проследил, как Света села в автобус и сразу затерялась в толпе пассажиров; облегченно вздохнул, возвращаясь в мир, где сначала обитала лучезарная Анхесенамон, потом так и не прижился тамплиер Жак де Моле; где-то на окраине мира, не найдя себе места, обосновались смуглые полуобнаженные инки, а в центре вдруг возник обычный город, в котором жила растерянная девушка… вернее, нет – растерянным был сам Женя, не знавший, что с ней делать.
Маршрутка подошла быстро, и забравшись в самый дальний уголок, он решил, что на сегодня программа выполнена.
Жене вдруг стало страшно. Начавшие, было, возникать фрагменты сюжета сразу забились по углам, когда в сознание вкатился жуткий черный каток предстоящей нищеты.
Пока Женя работал на фирме, подобного страха не возникало никогда, потому что если даже задерживали зарплату, всегда можно было занять и четко вернуть долг, а теперь все зависело… он не мог сформулировать, от чего теперь все зависело; вот, от кого, мог – от госпожи Клио.
Женя поднялся домой и первым делом достал из пакета покупки; долго смотрел на получившийся натюрморт, который явно не соответствовал статусу «известного писателя», но успокоил он себя быстро:
Не зная, что ответить, и в то же время, не желая портить себе настроение, Женя решительно свернул крышку с баллона и прильнул к горлышку; переведя дыхание, вгрызся в розовую колбасную мякоть, а потом благостно закурил. Когда он повторил цикл несколько раз, появился ответ:
Сон уползал медленно. Нельзя сказать, что Женя не выспался, но его поза была плохо приспособлена для полноценного отдыха – скорее всего, из-за этого он и проснулся, и теперь никак не мог сообразить, почему остался в кресле, а не перебрался на постель. Он чувствовал, что голова его запрокинута, в уголках приоткрытого рта засохла слюна, а затекшую ногу покалывало маленькими острыми иголками. Не открывая глаз, Женя попытался удержать сон, стремительно стираемый пробуждающимся сознанием, но, похоже, упустил драгоценные мгновения, и пришлось усилием воли заполнять образовавшийся вакуум. То ли ему действительно удалось что-то вспомнить, то ли он засунул туда свои потаенные желания, но перед глазами возникли картины старой «перуанки». Причем, не все, и не в той последовательности, как висели на стенах.
Например, там почему-то не оказалось залива с пустыней, хотя картину он помнил прекрасно. Зато он увидел горы и небольшую пещеру, прятавшуюся среди камней; от нее серой ленточкой бежала тропинка, а всего в нескольких шагах справа зияла глубокая пропасть. Место выглядело жутковатым, но лучи восходящего солнца пытались придать ему радостную окраску. Женя мысленно заглянул за край «картины» и увидел, что тропинка ведет к кучке строений с плоскими крышами, по цвету мало отличающихся от мрачных скал.
Потом появилась река, а горы исчезли. Чтоб не упустить их, Женя резко вскочил (или ему показалось, что он сделал это резко); на «автопилоте» добравшись до стола, нащупал лежавшие наготове бумагу и ручку. Он не думал, как будет разбирать, написанные в полутьме каракули, но это был единственный способ сохранить связанные с картинами ощущения.
Писал он быстро, не подбирая слов и не вдумываясь в содержание, выплескивая поток информации, возможно, принадлежавший даже не ему, а каким-то образом простреливший его сознание. Исписанные листы беспорядочно падали на пол, и мелькнула здравая мысль, что их неплохо б нумеровать, но разве можно отвлекаться на такие мелочи, когда спускаешься по горной тропе, а впереди виднеется
Все исчезло едва окончательно рассвело, однако впечатление осталось настолько сильное, что Женя не сразу ощутил себя в собственной комнате; закурил, разглядывая мозаику из вкривь и вкось исписанных листков.
Включив компьютер, он принялся вносить текст, с трудом расшифровывая собственный почерк, и чем дольше работал, тем больше удивлялся, откуда все это взялось, ведь вчера вечером он решил на время оставить инков в покое.
