Путь в Вальхаллу

Часы показывали шесть, а это означало, что через час встанет Рита, – она должна знать… она все объяснит… а как я пойду к ней?.. А плевать – так и пойду!.. Что же случилось?.. Даша еще раз обошла квартиру и вернулась на кухню. Она знала, что надо делать, когда пропадают люди – надо звонить в морг, в больницы, и тут же вспомнила белые кафельные стены, холодильники с мертвыми телами, которые не раз видела в кино …Нет! Там ее нет!.. А телефонов больниц я не знаю, и справка еще не работает… Господи!.. – Даша ссутулилась, обхватила голову руками, – надо прожить час, чтоб проснулась Рита…

Прожила она б его в любом случае, потому что время, с абсолютно одинаковой скоростью, уносит, и наши беды, и наши радости – главное, сделать так, чтоб за этот час не «снесло башню»! Сознание, в целях самозащиты, принялось искать шанс, пусть даже самый крошечный. …Может, она наконец-то нашла себе мужика?.. Почему, нет – я уехала, и она решила заночевать у него!.. Тонкий, но яркий лучик надежды заплясал в кромешной тьме, рисуя портрет счастливой матери, просыпающейся в чужой постели и нежно целующей чужого мужчину. Это «кино» сумело проглотить час, но в пять минут восьмого ужас вернулся, превратив кинопленку в пепел, и с замирающим сердцем Даша вышла на лестничную площадку.

За Ритиной дверью было тихо. …Может, и с ней что-то случилось?.. Может, со всеми что-то случилось?!..Это я уничтожила их всех!.. И других, которых даже не знаю!.. Но тут включился телевизор, и Даша почувствовала, как объятия ужаса слабеют, и она даже может дотянуться до кнопки звонка.

– Кто там? – послышался удивленный голос.

– Это я, теть Рит, – Даша зажмурилась, словно ожидая пощечины, но ничего не произошло – просто дверь открылась.

– Ну, как ты? – Рита оглядела девушку, – ты когда выписалась? Как себя чувствуешь?..

Сначала Даша уставилась на соседку, решив, что та сошла с ума от горя, но потом сообразила – наверное, мать озвучила впопыхах придуманную легенду о нервном срыве.

– Нормально, – Даша облегченно вздохнула, – теть Рит, я соболезную… мне, правда, очень жаль, что Тёмка…

– Спасибо, – Рита обняла ее и заплакала, – я знаю, что ты здесь не виновата…

– Теть Рит, а где мать? Я звонила ей вчера… ну, оттуда, – пояснила Даша, чтоб не ломать «легенду», – я очень волнуюсь.

– Девочка моя, – Рита погладила ее по голове, – ты проходи… у Гали инфаркт. Вчера, прямо с работы «скорая» увезла в реанимацию.

– Но она жива?.. – Даша впилась ногтями в Ритину руку.

– Не знаю, – Рита как-то безнадежно покачала головой.

«Она жива!.. Она жива!..» стучал в висках пульс, и никакое другое словосочетание не подходило под его ритм. …Она не может умереть, ведь Фреи нет!.. Фреи нет!.. Фреи нет, а у нас прекрасные, замечательные врачи!..

– Подожди, – Рита отцепила Дашины руки, – ты позвони. Сейчас телефон больницы принесу.

Пока она ходила в комнату, Даша подняла взгляд к потолку.

– Фрея, тебя нет… Я не верю в тебя, и мать спасут!..

– Вот, – Рита протянула бумажку и указала на старенький аппарат, стоявший на полочке.

…Я не верю!.. Я не верю!.. – заклинала Даша, с непривычки пытаясь попасть пальцем в старомодные отверстия диска. Наконец вызов пошел. Трубку не брали долго, но Даша все-таки дождалась, пока в ней раздался сонный голос.

– Здравствуйте, – Даша закрыла глаза, – у вас лежит Ситникова Галина Васильевна. Как она?

– Всю ночь с ней прыгали, – недовольно сообщил голос, – лучше ей. Жить будет.

– Спасибо… Господи!.. – Даша счастливо улыбнулась, и почувствовала, будто какая-то странная сила поддерживает ее обессиленное тело, не давая ему упасть, и еще возвращалось ощущение радости жизни, о котором она так мечтала в поезде…

* * *

Заснуть Настя не могла. Когда она курила одну сигарету за другой, то не сообразила, что коморка не проветривается, и теперь ей элементарно не хватало воздуха. К тому же было так жарко, что она сняла джинсы и свитер; это не помогло, зато неизвестно чья простыня липла к ее влажному телу. Все это было неприятно, но самым ужасным оказалась тишина, звеневшая в ушах все нарастающим гулом. …У меня перепонки лопнут!..

Она в ужасе закричала, и звенящий гул исчез, и из него внезапно возник голос, не похожий на человеческий.

– Неожиданно пошел снег, – отчетливо произнес он, и Настя испуганно вжалась в постель, – снег засыпал мир людей, как когда-то засыпал золотую крышу Вальхаллы и ясень Иггдрасиль со всей его непостижимой мудростью. Старкад почувствовал, как от ряби в глазах кружится голова, а потом его тело поднялось, подхваченное снежным вихрем… только это был какой-то теплый снег, похожий на лебяжий пух.

…Конечно, это пух, – решил Старкад, – или это новая жизнь приходит таким образом?..

Он закрыл глаза, целиком отдаваясь новому состоянию. Ему стало казаться, что он делается меньше, и все восемь его могучих рук поочередно отваливаются, причем, совершенно естественно, тем самым, превращая его в какое-то другое существо. Так уже было, когда Фрея нашла ему в мире Хаоса тело девушки, но сейчас ощущения дополняла странная музыка, нежная и тягучая. Она причиняла боль, совсем не похожую на боль от стрел и мечей. …Даже если это «мед поэзии», – подумал Старкад, – то, что с ним стало? Где воинственные песни валькирий? Какую еще жизнь придумала мне Фрея?.. Открыл глаза, но ослепительная белизна, окружавшая со всех сторон, продолжала нести его вместе с собой. Это не походило на известные ему воплощения жизни или смерти, навечно обагренные кровью и наполненные стонами умирающих.

Снежное облако стало медленно опускаться и музыка смолкла. Старкад не хотел с ней расставаться, но ничего не мог изменить, зато ей на смену пришли другие звуки, напоминавшие мерный плеск волн. Старкад попытался встать. Движения заставили его ощутить собственное тело. Оказывается, ног у него опять стало две, и рук две, и покрыты они нежной бледной кожей. Под пальцами, неспособными держать тяжелый меч, он почувствовал длинные мягкие локоны, ниспадавшие на плечи.

…Ведь это все только что было! – в отчаянии подумал Старкад, – я не хочу снова становиться человеком – этим бессмысленным, никчемным существом! Фрея, где ты?!..

Снежное облако наконец замерло, и плеск волн стал совершенно явственным. Старкад сделал первый неуверенный шаг, и тут же скатился на острые камни, но не боли почувствовал. …Значит, все- таки я не человек!.. В тот же миг окружающий воздух наполнился светом и невиданной в Асгарде голубизной, а вода сделалась изумрудной – мир сиял!

Старкад огляделся. Оказывается, находился он на крошечном скалистом островке, и каждый камень шептал ему – Сияющий… Единственным деревом здесь была пальма, еле слышно шелестевшая листьями – Сияющий… На глади замершего моря показалась стая дельфинов, щелкавших своими клювами – Сияющий… Снежное облако, с которым Старкад попал сюда, выгнуло прекрасную шею, прошипев – Сияющий…

Старкад никогда не видел ни пальм, ни дельфинов; зато белый, как снег, длинношеей лебедь бы ему знаком – эти птицы прилетали в миры Одина, а потом исчезали на время. …Так, вот, куда они исчезают!.. – Старкад повернул голову и увидел девушку, смотревшую на него с грустным умилением. На фоне суровых скал, окружавших Асгард, лицо ее выглядело бы прекрасным, но в этом нежном мире оно казалось грубым.

– Здравствуй, златокудрый Аполлон, – произнесла девушка, прижимая к себе Старкада, уже выросшего выше пальмы. Странное имя ему ничего не говорило, но из прошлого опыта он усвоил, что новая жизнь всегда начинается сначала и быть в ней придется тем, кем уготовано ему заботливой Фреей.

– А ты кто? – спросил Старкад.

– Я? – девушка засмеялась, – это не важно. Важно, что твой отец – властитель Олимпа, Зевс. Он мечет молнии, от которых нет защиты, и обладает властью карать и миловать.