Галену и довольно долго говорил с ним. Он весьма настойчиво интересовался, одобряю ли я эту программу, и я ответил ему отрицательно. Я объяснил, что у меня на это есть много веских причин. В первую очередь, как католик, я согласен с его аргументами и использованными им в проповеди теологическими положениями. Во вторую очередь, это дело бросало тень на репутацию СС в частности и всего немецкого народа в целом. И в-третьих, у меня была маленькая дочь, в том самом положении, из-за которого других детей убивали[45]…
С. Мне жаль слышать это.
M. Это принесло большое горе и тяжелые переживания и мне и моей жене и вызвало разлад в нашей семье. Но просто убить бедного ребенка – такое никогда не приходило нам в голову. Как видите, у меня было много причин, не связанных с национал-социализмом, чтобы полностью разделить мнение епископа. И я восхищался его гражданским мужеством, которое, как мне казалось, было редкостью для того времени. Я предупредил епископа, что ему не следует продолжать в том же духе, иначе его ждет лагерь. Он ответил, что ничего другого сделать не может… и что у него нет выбора. Я вспомнил, что однажды и Лютер произнес что-то в этом роде, и спросил епископа, что могло бы заставить его замолчать. Он потребовал, чтобы вся программа была полностью и немедленно отменена, а он взамен больше ничего не будет говорить и писать о ней. Вернувшись в Берлин, я поговорил с Гиммлером и Геббельсом, которые сообщили мне, что Гитлер был в ярости и этот злыдень Борман хотел не только арестовать епископа, но и казнить его. Я подготовил отчет и вручил его и Геббельсу и Гиммлеру, и, к большому счастью, Гитлер согласился остановить программу. Должен сказать, что Борман был в бешенстве, но это никого не беспокоило. И я был не единственный, кто заступился за епископа перед Гитлером. Другие члены его ставки и некоторые люди из высших правительственных кругов тоже присоединились. Фюрер отменил приказ, и фон Гален сдержал свое слово. Борману, конечно, не нравилось, что ему стали поперек дороги, а он был способен на любое вероломство, так что я постоянно посылал людей из гестапо, дабы убедиться, что епископу не грозит опасность. Его арестовали по делу 20 июля, и он был в заключении, но, уверяю вас, находился в хороших условиях и не подвергался жестокостям и оскорблениям. Да, это было некрасивое дело, но на востоке убийства продолжались. Думаю, что, если бы жертвы не были немецкими гражданами, отношение к этому было бы более терпимое. Фон Галену повезло. Один клирик из Берлина скончался в лагере, потому что поднял ту же тему, что и фон Гален. Это было очень глупо с его стороны, потому что дело уже закончилось, а вся идея в целом более не подлежала какому-либо обсуждению. Но, конечно, мертвых это не воскресит, верно?
С. Да. Фон Гален умер сразу после войны, выражая недовольство тем, как союзники обращаются с военнопленными. Вам это известно?
М. Да. Это сделали вы?
С. Сделали что?
М. Убили епископа, конечно.
С. Нет. Он был старый человек и умер от пищевого отравления.
М. Вы говорите точь-в-точь как Гейдрих.
С. Это оскорбительно.
M. Таким был Гейдрих. Хотя нет, он, скорее всего, убил бы епископа, подстроив автокатастрофу или взрыв самолета… точь-в-точь как ваш мистер Черчилль любил поступать со своими собственными врагами. Нет, я не думаю, что это вы убили епископа, но лет через двадцать вас могут обвинить в этом.
С. Фон Гален считается одним из столпов антигитлеровского сопротивления…
М. О, какая нелепость. В этом нет ни капли истины. Епископ был убежденным националистом, но он был еще более убежденным католиком, и одна вера победила в нем другую. Я могу заверить вас, исходя из того что знаю сам, что у фон Галена не было ничего общего с извращением Штауффенбергом или вечно ноющими старыми генералами. Его сопротивление основано на его вере, а не на его эго. В конечном счете, это существенная разница, и я уверен, что вы это понимаете. Знаете, тюремные лагеря были заполнены самыми разными людьми, не только евреями и противниками Гитлера. Кого только не было среди заключенных, начиная с коммунистов, извращенцев, профессиональных преступников и заканчивая религиозными фанатиками, лицами, лишенными гражданства, бродягами, бездельниками и прочими. Ведь из того, что кто-то был в лагере, не следует, что надо делать из него святого, и если вы еще в этом не убедились, я уверен, что вам это предстоит. Нельзя делать святых из отбросов. Почему вы просто не пригласите всех узников лагерей в Соединенные Штаты и не обеспечите им государственные должности? Через несколько месяцев большинство из них отправится обратно на корабле в Бремен, а вам придется произвести дезинфекцию в их кабинетах.
С. Я знаю, что у нас есть проблемы такого рода, и мы хотели бы получить доступ к вашим документам, чтобы положить им конец.
М. Огромный поток этих ничтожеств хлынул в вашу страну, как я полагаю, используя свое заключение в лагере как своего рода моральную визу. На самом деле у меня нет этих документов, потому что лагерная система не находилась под моим контролем, но я думаю, что можно проверить имена по судебным отчетам и спискам осужденных, к которым я имею доступ. Поверьте, подобные люди не нужны вам в вашей стране. Оставим евреев в стороне, ибо большую часть своего служебного времени я потратил, сажая под замок подобных типов… изгоняя их из общества. Я имею в виду преступников, дегенератов, коммунистов и антиобщественно настроенных людей. Я видел своими глазами, какой ужасный вред могут причинить эти твари хорошо организованному обществу. Во время имперского периода законы, естественно, были ужесточены, но народ Германии не устраивал беспорядков, не хныкал и не призывал к актам гражданского неповиновения. Когда в 1918 году наступил крах, все эти твари выбрались из своих нор и начали расползаться по улицам. В крупных городах появились танцевальные бары для гомосексуалистов и лесбиянок, стали распространяться извращения и порнография, возросло употребление наркотиков, и тяжкие преступления совершались везде, даже в маленьких городках и деревушках. Профессиональные коммунистические агитаторы, в большинстве своем иностранцы, взбаламучивали низшие классы и подстрекали их к открытому мятежу против социальной системы, которая, как они чувствовали, сможет лишить их заслуженных наград.
С. В каком смысле наград?
M. Во всяком обществе есть люди, которые могут созидать и созидают, и пока нация стабильна, остальные тоже стремятся им соответствовать – хорошо зарабатывать и кормить семью или поступать в университет и получать хорошее образование. Недовольные в большинстве своем являются неудавшимися интеллектуалами или, вернее, псевдоинтеллектуалами. В глубине души они знают или догадываются, что они ничего собою не представляют. Они ничего не могут создать… они не умеют ни рисовать, ни писать стихи или пьесы, ничего такого, что было бы замечено. То, что они делают, низкого качества и не имеет спроса на свободном рынке. Об этом есть у Паскаля.
