служанки он убоялся, да и та ему говорила: 'Не ты ли был с Исусом Назарянином?' И тут надобно ему стало с клятвой отрекаться.
Спрашивал я, Л.Н., спрашивал я сам у себя так: если бы евреи приняли Христа во объятие и не сделали бы с ним то, что сделали, что тогда было? Все пророчества о Нем должны остаться во лжи, потому что Он тогда не пострадал [бы] и не умер, не воскрес и не вознесся, и никакого нынешнего православия не было бы, и осталось бы мало не вся вселенная во тьме древнего своего суеверия».
Остановимся немного. Мы знаем из других писем и работ, что отношение Бондарева к Иисусу было отрицательным. Ему, землепашцу, претили слова, отвращающие человека от труда: 'Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; И Отец ваш Небесный питает их' (Матф., 6:26). И это повторено в Евангелии от Луки (12:24). Безусловно, он не признавал Христа Богом, и это было решающим. Собственно, письмо-запрос Давида Абрамовича первому писателю России – ловушка. Сам Бондарев дает ответ на поставленные вопросы, но он же с нетерпением ждет и толстовского разбора.
Ловушка сработала – удовлетворительного ответа сибиряк не получил. Теологический вопрос остался без ответа. Вот объяснение Бондарева, находящегося во всеоружии богословской диалектики (не верится, что диспут ведет автодидакт):
'Так спрашивал я сам у себя и никакого удовлетворительного ответа дать не мог, только сделал этому своему вопросу по силе своего разума решение такое, вот оно:
Как для Бога нету времени ни прошедшего, ни будущего, а все настоящее, то есть для нас не пришли тысячи годов, а для Него они есть (для 'Него' – в данном случае, для Ветхозаветного Предвечного. – С. Д.). Потому неисповедимое и Ангельскому уму недоведомое определение Его прежде всех веков и вечностей постановило: в какое время и на каком месте, от кого и как пострадать и умереть Ему, Христу.
Да если бы и мы были в то время и на том месте и было бы определено, от нас Ему пострадать и умереть, в силах ли бы мы были обойти и миновать предел Его? Это невозможно. А если все сказанное положено Богом, то и нынешняя еврейская ненависть к Нему также неизбежна для них. А если все то Богом положено, потому тут никакой еврейской вины нету (курсив мой. – С. Д.), потому что их поджигает к ненависти на Него то, о чем я выше говорил.
По всему сказанному прошу и умоляю Вас, Л.Н., соберите Вы рассеянные свои мысли по светским суетам и посоветуйте с ними и мне напишите, чем и как залечить сказанную язву души нашей, ненависть ко Христу'.
Концовка блистательна: несмотря на известную критику еврейства, неприемлющего христианство, Бондарев, как еврейский единоверец, остается верен иудаизму, для него обращение в православие немыслимо: 'Можно ли обратить нас в православие?
Нет, это немыслимо. Тут 1-я и 2-я из десяти заповедей, заповеди стоят на пути, ведущем нас в православие, непроходимою преградою. Один ли я болю сердцем об этом? Нет, многие у нас. Они-то и принудили меня обратиться к Вам, Л.Н., за лекарством от этой страшной болезни'162.
Вот ответ Л. Толстого:
'3 декабря 1893 г. Москва.
Тимофей Михайлович!
Очень был я обрадован вашим письмом, во-первых, потому, что из него я узнал, что вы живы и здоровы и меня помните, а во-вторых, что вас занимает самый, по моему мнению, важный вопрос. Постараюсь, как сумею, дать вам на него свой ответ.
Ответ мой будет следующий:
Евреи и субботники ненавидят Христа по недоразумению, потому что заблудшие люди на место единого вечного Бога поставили в виде Христа другого Бога и этим заслонили истинного Бога и даже скрыли его от людей. Я говорю, что ненавидят они Христа по недоразумению, потому что им обвинять надо не Христа, который никогда не говорил про себя, что он Бог, а называл себя сыном Божьим так же, как и всех людей, а обвинять им надо тех людей, которые его сделали Богом. Этим же я объясняю ненависть евреев к Христу.
Христос, по моему понятию, не Бог и никогда не выдавал себя за Бога, а был великий и последний пророк еврейский, учивший не только евреев, но и всех людей тому, как надо служить единому истинному Богу, сознавая себя так же, как и всех людей, сыном Его.
И потому евреи и субботники не только не должны ненавидеть Христа, а должны почитать его и следовать тому Божескому закону, который он открыл нам. Закон Христов согласен с законом Моисеевым и с пророками не во всех мелочах, но в главном, в любви к Богу и ближнему. Христос только точнее, яснее выразил этот закон, а главное, он, один Христос из всех пророков еврейских, дал закон не одним евреям, а всему миру, и прекратил отделение евреев от других народов. Со времени Христа закон Божий стал общим для всех людей, как и предсказывали пророки. (Про это сказано в главе XII, 20, Иоанна, когда он прямо объявил истину эллинам.) Мучали и распяли Христа первосвященники, фарисеи и садукеи, а не все иудеи. Иудеи, напротив, были его учениками и разнесли его учение по миру. И если бы безбожники не назвали бы Христа Богом, все евреи уже давно бы не только не ненавидели бы Христа, но почитали бы и любили его, как самого последнего великого пророка, открывшего нам истину. Кощунство безбожников, назвавших Христа Богом, помешало этому, но евреи все-таки придут и уже приходят к этому. Еврею нельзя перейти в православие, но евреям, так же как православным, надо признать Христа человеком (К Тимофею, послание, гл. II, 5. – Помета Л.Н. Толстого. – С. Д.), пророком Божьим, и тогда и те и другие соединятся'.
Письмо Толстого, полученное Давидом Абрамовичем, было зачитано им прилюдно своим односельчанам, в синагоге на Пасху, вероятно, еврейскую: '…всякий человек, на свой лад кто как мог выразить, отдавал Вам благодарность. А евреев, которые были при прочтении Вашего письма – это было в синагоге на Пасху при многолюдном собрании, – сделали в стыде и в поругании. У нас небольшая часть жидовствующих, а более и более субботников, караимов, которые утверждены на одном Моисеевом законе и пророках, а талмудических преданий отнюдь не принимают'163.
Далее в письме весьма резко говорится о раввинах, которые ставят себя 'выше Бога'.
И задается чрезвычайно важный вопрос, касающийся православия: 'Кто назвал православную веру православной? Неужели сама себя так назвала? У нас молвят, что будто то бы хотят во всем свете установить одну веру в Бога, слышно ли у вас это?
Я от души желал бы этого, только с тем вместе, чтобы ни под ничью нынешнюю веру не походила, а новая и новая'. Экуменизм Бондарева примечателен, но не менее замечательно и то, что в глухой сибирской деревне прихожанам синагоги приходится разрешать сложные богословские вопросы.
Следующий вопрос относится к поклонению иконам: 'Признавать их за святыню, надежду и упование возлагать на нее и при этом неизбежно нужно боготворить ее?
Позволительно ли сердечные и душевные чувства изливать перед нею? Явленные иконы, Киево- Печерской мощи – истинно ли это?'164. К сожалению, полностью ответ Толстого не сохранился. На конверте пометка рукой Льва Николаевича: 'Отвечено.
Приложить к ответу письмо о Г[енри] Дж[ордже]и заключение ответа'165. В издании А.А. Донскова не оговаривается отсутствие ответа на это одно из важнейших писем Бондарева. Спустя долгие годы Толстой переделал свое письмо к Бондареву от 23 июня 1894 г. и опубликовал под названием 'Краткий популярный листок о земле' в «Листках 'Посредника'» № 1 под заглавием 'Письмо Л.Н. Толстого к крестьянину о земле'166.
Впрочем, зная взгляды Толстого на православие, нетрудно восстановить общую канву мыслей Льва Николаевича о 'языческом' поклонении иконам и мощам.
И вновь мы должны отдать честь иудинцу, ставившему все новые и новые вопросы Толстому. В письме от 26 марта 1896 г. он вопрошает о загробной жизни, о сыне Марии – Иисусе: человек он или Бог, задает вопрос, касающийся Моисеева законодательства, об отпущении раба на 7 год и тому подобные. Но даже жестокое обращение Авраама со своей наложницей Бондарев переиначивает: для него исторического прошлого нет – оно в настоящем: 'Если Авраам праведник, который с Богом говорил, как с подобным себе человеком, да и тут вот что делал над людьми, то что же можно думать о простонародных помещиках всех прошедших веков… Нынешние помещики, им люди работали близу трехсот лет, чем же они наградили, отпускавши от себя: выгнали подобно той Агари поленом из дома своего, это с земли своей, как собак…'167 Мечта встретиться с великим писателем и другом не покидала старика. В приписке сказано: 'Будущего лета, это в 96 году, пройдет жел[езная] дорога до Красноярска.
