веков. (Видимо, она имела в виду в первую очередь Германию.) Вывод печален: '…крещеные народы сделали только попытку быть христианами, а… истинное христианство появится на земле только тогда, когда Израиль предложит к его услугам свою горячую веру и свою неисчерпаемую энергию144. Графиня, тем не менее, вполне дитя своего времени – она уважительно говорит о 'Книге Кагала' Я.
Брафмана, но и здесь ее точка зрения отличается от позиции оголтелых клеветников:
'Это не столько наступательный кодекс, сколько собрание указаний, имеющих силу среди колен Израиля, для взаимной помощи, чтобы завоевать преимущества, в которых отказывают им законы многих стран'145. Иными словами, по мнению Уваровой, не будь ограничительных законов России по отношению к еврейскому меньшинству, то и не было бы 'Книги Кагала'.
Наталья Петровна отрицает свое знакомство с сильными мира сего – Ротшильдами и Эфруси. Ее внимание привлекает еврей-ученый и еврей-бедняк. В ответ на антисемитскую критику она обращает внимание на еврейские богадельни и приюты, равных которым, вероятно, она не нашла в христианском мире. Для евреев богадельня – это 'возвышенное' предприятие, где бедняк безвозмездно получает кров, пищу (физическую и духовную), заботу и медицинскую помощь.
Графиня призывает христианские народы не искать грехов у евреев, а, напротив, подражать гонимому Израилю.
«Самая хвалебная песня евреев – гимн Моисея, говорит, что они получили свой 'жребий на виду у всех других сыновей Адама'. Комментаторы Талмуда объясняют эти, довольно темные слова в том смысле, что миссия евреев, возложенная на них Самим Богом – распространить монотеизм среди народов»146. Кажется, Наталья Петровна Горчакова-Уварова именно это считает главным в судьбе еврейского народа.
Опубликовав свою брошюру в России, графиня и не предвидела, каким нападкам она подвергнется.
МЕЩЕРСКИЕ
Говоря об отношении русской аристократии к еврейскому вопросу, уместно вспомнить родственника княжны Мещерской, с письма которой мы начали этот очерк. Речь идет о князе Владимире Петровиче Мещерском (1839-1914), который, вопреки мнению Екатерины Александровны, был воинствующим антисемитом: публицист и беллетрист ультрареакционного, погромного толка, издатель-редактор газеты 'Гражданин', где из номера в номер публиковалось 'Розыскание' по ритуальному навету. Увы, он тоже был потомком П.П. Шафирова и внуком Карамзина. Кроме того, было хорошо известно о его, как бы сказали теперь, нетрадиционной сексуальной ориентации. Надо сказать, что в России XIX в. это отнюдь не поощрялось. («Вхож во дворец, но с 'заднего крыльца'» – А.Ф. Кони.) Военный министр Ванновский утверждал, что произведенное военным ведомством следствие доказало обвинение его в мужеложстве147. В.П.
Мещерскому посвящена масса эпиграмм.
В 1877 г. Д.Д. Минаев написал о нем:
Особенно много изощрялся по адресу порочного князя Владимир Соловьев: «Единственный публицист, за смертью Каткова, есть конечно кн. Мещерский. Он хотя и безграмотен, но за то в качестве содомиста высоко держит знамя религии и морали. Прежде ему, по его профессии, приходилось более всего обращать внимание на задние статьи, но теперь он вдруг публикует, что в своей новой 'большой газете он будет обращать особенное внимание на передовые статьи'. Можно ли поверить такой резкой перемене направления? И не есть ли это маска для более удобного пропагандирования содомской идеи на основах православия, самодержавия и народности? Так я это понял и из глубины души воскликнул:
Содома князь и гражданин Гоморры
Идет на Русь с газетою большой.
О Боже! Суд праведный и скорый Яви, как встарь, над гнусностью такой! 149 Увы, Божий суд не спешил, и Владимир Петрович Мещерский прожил длинную и порочную жизнь, отравляя антисемитскими миазмами русскую печать.
Среди авторов и сотрудников 'Гражданина' наиболее значительной фигурой был, несомненно, Федор Михайлович Достоевский. Это обстоятельство дало повод Д.Д.
Минаеву создать в 1873 г. эпиграмму 'На союз Ф.М. Достоевского с князем Мещерским':
Укоренившееся за князем Мещерским реноме мракобеса не сумели изменить наметившиеся в конце жизни тенденции осознания необходимости эмансипации евреев и даже возмущение 'делом Бейлиса'. А в свое время Мещерский выступал и против крещеных евреев (это была его излюбленная тема), и против защитников евреев среди христиан: 'У евреев есть и другие уловки. Они заказывают известным христианам статьи в их защиту. В Париже у них уже целая армия христианских по имени писателей'151. Образчиком такой наемной литературы князь Мещерский называет труд графини Н.П. Уваровой, урожденной княжны Горчаковой. По этой логике и брошюра князя Сан-Донато была составлена исключительно нуждающимся в еврейских деньгах богачом Демидовым.
Князю Мещерскому, жившему на подачках 'из особых средств императора', продавшему свою перо мракобесу 'Лампадоносцеву', как называл писатель Лесков Победоносцева, бескорыстное служение идее непонятно. Тут, говоря о еврейских деньгах, стоит вспомнить и Николая Лескова, как современника князя Сан-Донато, графини Уваровой и В.П. Мещерского. Известно, что Николай Семенович Лесков (1831 – 1895) имел репутацию правого писателя и даже антисемита. Последнее обстоятельство, как иронично отметил Лев Аннинский, 'унизительно опровергать'. Вопрос довольно сложный, и анализ творчества Лескова в нашу задачу не входит. (Для памятки любознательному читателю укажем, что Лескова 'втравил в литературу' Николай Илларионович Козлов, крещеный еврей, прадед Владимира Набокова, упоминавшийся нами). Мы говорили уже, что в 1882 г. была создана так называемая Паленская комиссия, и еврейская община Петербурга искала эксперта по разделу 'быт и нравы евреев'. Выбор пал на Лескова. В начале 1883 г. к Лескову явился для переговоров адвокат П.Л. Розенберг. К концу года была написана небольшая работа 'Еврей в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу'. Брошюра была издана в количестве 50 экземпляров, исключительно для комиссии Палена. Писатель получил от 'еврейского кагала' всего-навсего 1 000 рублей. По словам историка С.М.
