Поплескавшись в море, он вернулся, растер тело майкой, накинул рубашку и с шумом откупорил шампанское. После такого психологического давления конкуренты позорно бежали. Путь к сердцу Любы был открыт. Глотнув шампанского, Валентин присел на лежак, обнял ее, и через минуту они слились в единое целое.
Прочими интимными подробностями той ночи желающие могут насладиться, взглянув на витрину ближайшего газетного киоска. Мы же оставим это таинство, происходящее между мужчиной и женщиной, для воспоминаний много повидавшего на своем веку молчаливого ялтинского пляжа.
Они пришли в себя от охватившего их любовного затмения только тогда, когда солнце уже поднялось над горизонтом и с набережной стали раздаваться голоса любителей утренних процедур.
Люба отпрянула от партнера и взглянула на часы.
– Ой, мне же нужно Шерифа выгуливать, – вскрикнула она.
– Я с тобой, – не желая ее отпускать, сказал Валентин.
– Не вздумай, – испугалась Люба. – Если хозяйка тебя увидит, она меня выселит. Встретимся в то же время на нашем месте.
Она быстро собралась и побежала домой, а Скоков, нахлебавшись за ночь романтики, искупался в утренней прозрачной воде и поплелся спать, чтобы восстановить утраченные силы и предстать к вечеру во всеоружии.
Вся следующая неделя их случайно возникших отношений пролетела в упоительном сладострастии. Днем они отсыпались по своим халупам, а по ночам до изнеможения каждой клеточкой тела отдавались накатывающемуся как волны влечению.
Уже начиная со второй их эротической вылазки к ним присоединился Шериф. Будучи привязанным к соседнему лежаку, он отпугивал своим грозным видом забредавшие на пляж парочки.
Ночные купания так полюбились Скокову, что он сокрушался о тех бесцельно проведенных в политических дискуссиях днях, которые влачил до знакомства с Любой. Сама же она каждый раз представляла перекошенное от удивления лицо оставленного в Саратове супруга, мысленно торжествовала и с еще большим восторгом бросалась в объятия Скокова.
В один из дней, когда полуденное солнце жарило животы и спины отдыхающих, Скоков лежал на своей койке и смотрел в потолок, по которому бегал огромный паук.
«Это к известию, – отвлекся он от воспоминаний о прошлой бурной ночи, – Странно, почему мне с Надеждой давно так хорошо не было? И в постели проблемы одолевали», – размышлял он и вдруг вспомнил, что уже три недели не звонил жене. От этого настроение у него испортилось, и в голову полезли всякие тягостные мысли.
Он отправился на переговорный пункт и, когда вместо ожидаемого приветствия Надежда разрыдалась в трубку, мгновенно сообразил, что тревожное предчувствие его не обмануло, беззаботной эмиграции пришел конец.
– Валя, меня в Большой дом вызывали, – всхлипывая, заговорила Надежда. – Предупредили, что, если ты сам к ним не явишься, Ленка собеседование не пройдет. Они уверены, что я тебя скрываю.
– Какое еще собеседование? – не понял Валентин, и жена принялась объяснять, что внесла деньги за обучение на юрфаке университета, где через три дня должно состояться собеседование.
После ее разъяснений Скоков окончательно сник. Нельзя сказать, что до этого он не осознавал всей шаткости своего положения, при котором рано или поздно придется расплачиваться по счетам, однако после знакомства с Любой совсем потерял голову и жил одной ночью, стараясь не думать о будущем.
Надежда продолжала делиться с ним своими заботами, от них у него сжалось сердце, и он начал стремительно падать в пропасть мрачных воспоминаний… Кое-как успокоив жену, Валентин вышел в сквер перед телеграфом и сел на скамейку под утопающим в цветах олеандром.
«Сволочи, дочкой шантажируют, не к добру я паука видел. Вот и не верь после этого народным приметам, – мысленно сокрушался Скоков. – Однако придется ехать».
Через час он уже деловым тоном излагал Надежде условия своей сдачи:
– На Литейный сообщи, чтобы Ленку не трогали, иначе до присоединения Крыма к России будут меня ловить. Передай им, что я готов сдаться, но денег у меня нет. Пусть приезжают в Симферополь и везут меня за государственный счет. Не собираюсь я на них свои кровные тратить, я их на твою мамашу переведу.
После заверений мужа Надежда немного успокоилась и поинтересовалась его жизнью.
– Не жалуюсь. До нашего разговора, можно сказать, хорошо жил, – признался Валентин. – Ты им сегодня позвони. Если согласятся, пускай сообщат тебе дату и номер вагона. Я к самому отправлению подъеду…
После разговора с женой Скоков вернулся к себе, отыскал на потолке паука, торжествуя, пристукнул его ботинком и рухнул на койку.
Вечером он встретился с Любой, но был непохожим на себя: серьезным и задумчивым. Когда же они привычно расположились на пляже, впервые тренированный организм Скокова дал ощутимый сбой, что крайне расстроило даму.
– Что с тобой? – удивилась она.
– Из Питера требуют вернуться, – объяснил Скоков. – На заводе ЧП.
– А как же я? – обиженно спросила Люба.
– У меня самого душа на части рвется, но другого выхода нет, – попытался оправдаться Скоков. – Я к тебе в Саратов зимой приеду, – пообещал он, но Люба после его слов съежилась, словно от холода, и взглянула на него с неподдельным испугом.
В итоге ей все же удалось отвлечь Валентина от навязчивых мыслей и привести его функции в норму, но все последовавшее за этим было лишь бледной тенью прежних любовных утех.
