копья своих воинов. А невзрачный мужичок обернулся громадным лесным троллем, ухватил сломанную сосну и принялся гвоздить ею северных воителей. Не выдержав натиска, они бросились бежать.
Тем временем Хаторо, взобравшись на дерево, тщательно прицелился и метнул гарпун. Железное острие глубоко вошло в затылок головы, метавшей молнии. Хороши росские кузнецы! Костяной гарпун, пожалуй, не пробил бы толстой чешуи. Другая голова, заметив нового врага, плюнула в него ядом. Голова у сииртя закружилась, он еле сумел соскользнуть по стволу наземь. Но добротной росской кольчуги желтая отрава не прожгла. Две уцелевшие головы, опустившись к земле, метали яд и огонь в прятавшегося за кустами юркого человечка. И не заметили волка, который, улучив миг, прыгнул и вцепился огнедышащей голове в горло снизу, где чешуя была тоньше. Вырвав кусок мяса, он отскочил. Кровь хлынула из раны, и еще одна голова поникла.
Хватка змея ослабла, и только это спасло полузадушенного вепря, чей громкий визг переходил уже в хрип. А Шишок спешил на помощь, потрясая сосновым стволом. Чудовище не смогло повернуть к нему уцелевшую голову: в соседней голове застрял гарпун, линь от которого Хаторо ухитрился привязать к стволу ели. Воспользовавшись этим, леший принялся охаживать дубиной громадную гадину, ломая ей ребра и позвонки. Вепрь повалился набок, давя своего врага. Но змей перегрыз линь и тут же плюнул ядом в лешака. Тот едва успел прикрыть лицо. Отрава выжгла шерсть на руке и груди, обожгла кожу. Закружилась голова, перехватило дыхание.
И тут маленький зверобой, привязав линь к мечу, метнул его, словно гарпун, прямо в пасть чудовищу. Острый клинок застрял в глотке. Змей задергался, будто рыба на крючке. Прежде, чем он успел снова перекусить линь, Шишок размозжил ему голову своей дубиной. Только после этого живучая тварь затихла.
Обожженный, окровавленный, солнечный вепрь тяжело дышал. Его золотая щетина вся была в страшных черных проплешинах. Шишок, сам страдая от змеиной отравы, ласково поглаживал вепря и нашептывал лечебный заговор. Серячок пытался зализывать глубокие раны, оставленные когтями змея. Хаторо с помощью акинака вызволял свое оружие. Гарпун и меч были целы, но меч весь пожелтел от яда. Только бы не вернулись немцы!
Тем временем конунг гепидов сумел, отчаянно бранясь, остановить и собрать свою дружину. Увидев, как грозный тролль лупит дубиной змея, конунг предпочел не вмешиваться: вдруг это Тор- Змееборец принял такое необычное обличье. Вместо этого вождь повел свое изрядно потрепанное войско через лес другой тропой, давно разведанной его лазутчиками. Она вела к северному подножию горы. Там, над крутым склоном, Росяной городок защищал лишь слабый частокол.
Тревожно было на душе у троих, сидевших возле умирающего вепря. От городка доносился шум битвы. На севере вставало зарево: горел лес! И совсем рядом пробирались через чащу гепиды. Но разве могут воины Солнца бросить солнечного зверя? А он как-то грустно и виновато глядел на них маленькими глазками: ведь это он, такой большой и сильный, должен был защищать их от чудовищ. Вдруг из чащи вышли две женщины, одетые по-мужски. Одна - молодая, с длинными черными волосами и бледным лицом, с мечом у пояса. Другая - почти девочка, светловолосая, с луком и колчаном. Вороной конь и три белые охотничьи собаки сопровождали их. Младшая всплеснула руками, бросилась к вепрю.
-- Золотая Щетинка! Что с тобой гадина сделала! Тетя Морана, помоги же!
-- Мы пытались... Так ведь не волхвы же, - виновато развел руками Шишок.
-- Ему теперь и великий волхв не поможет Только я или матушка Лада, - сказала старшая и озабоченно взглянула на север. - Что делается-то! Этого сотворенного дракона разве что братец Перун одолеет. И Ветродуй со своими летучими девками спешит. Только бы дядя с тетушкой Ягой в бой не полезли!
-- Так ведь там мы, росы! - бодро воскликнул Шишок. - Нам с чудищами не впервой тягаться. С богами даже... А вы, богини милостивые, спасите святого зверя. Холодно и голодно, поди, без него людям будет: и свинины на Новый год не поешь...
-- Деванушка, помогай! Ты ведь травница, - сказала старшая богиня младшей и начала медленно водить руками над страшными ранами вепря.
-- Потерпи, Золотая Щетинка! Не рвись снова в бой. Ты и так много сделал: змея к городку не пустил, - приговаривала младшая, перебирая травы.
А человек, леший и волк шли лесом к городку. Для них бой только начинался.
Войско Прибыхвала столпилось у подножия горы. Выбор невелик: лезть на приступ под градом стрел по крутому склону или утонуть в болоте. Коням уже вода чуть не по колена... А над воротами городка два знамени: красное с белым всадником - скалвов, и словенский красный стяг с белым орлом. Такой же, как у самих мазовшан. Орел Даждьбога, что явился в лучах заходящего солнца Леху, праотцу западных венедов. Ох, не видать завтрашнего солнца врагам сарматского Солнце-Царя! Заметив Медведичей, Прибыхвал рявкнул:
-- Эй, косолапые! Вы нас сюда завели, вы первые и на приступ пойдете. А мы пока что сзади из луков - по тем, в городке, а если надо - и по вам.
Ежась под враждебными взглядами эстиев и мазовшан, Черные Медведи спешились и, ревя не хуже берсерков, понеслись вверх по склону. Вместо тарана тащили подобранный в воде сосновый ствол. Стрелы свистели над головами с обеих сторон. Иные воины падали, но никто не бежал назад. Вот и ворота. Пару раз ударили с разбегу - и таранившие упали, сраженные стрелами. Тогда Бурмила изо всей медвежьей силы грохнул дубиной по воротам. Вылетела железная скоба, державшая засов, и дубовые створки распахнулись под напором озверевших 'защитников леса'. Навстречу им, увлекая за собой дружинников, бросился князь скалвов Матто, - искусный в бою, но худой телом. Бурмила, чья дубина разломилась о ворота, бросился на него, выставив могучие лапы. Перехватил руку с мечом, вывернул ее из плеча и сомкнул на горле медвежьи челюсти, перемалывая разом хрящи и позвонки.
А снизу уже мчались с гиканьем паны. Следом - конные галинды, барты, натанги. Волна лихих всадников затопила городок. Разметали купальский костер. Рубили старого и малого, врывались в дома, не так грабили, как ломали там все подряд, наспех бесчестили женщин. Все это творили зло и отчаянно, не в силах изгнать мысль: проклятые они все, бесовы воины, и гулять им, как и всякой нечисти, только до восхода. Словене, самбы и скалвы, прижатые к валу, дорого отдавали свою жизнь. Люто рубились на мечах, браня друг друга, Прибыхвал и Собеслав.
-- Песья кровь, росский прихвостень, предатель леса!
-- Твоя кровь песья, немецкий холоп! И лес, и степь - наши, росские!
Кровавая полоса перечеркнула лоб Собеслава.
-- Вот тебе клеймо, раб сарматов!
Меч князя словен срезал мазовецкому князю пышный ус вместе с янтарями и самоцветами, рассек губу.
-- Подбирай свою красу, бесов слуга!
Вихрь битвы разлучил их. А с севера к горе подбирались гепиды. В городке бой? Тем лучше, можно будет без помех взобраться почти отвесным северным склоном. Только вот разлилось болото между лесом и горой. Гепиды принялись рубить плот. Скорее, пока лесной пожар не добрался сюда! Там, в городке, добыча и слава! И тут из чащи снова вышел громадный тролль с сосной в руке, а за ним - волк и узкоглазый безбородый гном в кольчуге.
-- Куда собрались, песьи дети? Ваше место в болоте, с чертями, а не в городке с добрыми людьми. А гада вашего больше нет, не надейтесь!
Конунг шагнул вперед. Гном, нагло ухмыляясь, метнул в него гарпун, каким на Северном Пути бьют морского зверя, и потянул за линь свою снасть, застрявшую в щите, а заодно и гордого вождя гепидов. Разъяренный конунг бросил щит и устремился на недомерка с мечом, но кольчуга выдержала удар. В следующий миг ярко-желтый клинок карлика вспорол штанину гепида, и белокурый гигант рухнул замертво. Над болотом понесся свист и хохот тролля. Поднятый им вихрь швырял воинов, кого об деревья, кого в трясину. Громадная дубина крушила тела, и бессильны были перед ней доспехи. Гном вертелся в самой гуще битвы, и каждый удар его меча, напоенного драконьим ядом, был смертелен. Еще проворнее нападал на бойцов и уворачивался от ударов волк - наверняка оборотень. А с севера подступал лесной пожар.
Гепиды уступали в храбрости своим сородичам-готам, но трусами не были. Да и бежать от чудовища
