Шершавов, Барсуков и Лепетюха вместе возвращались с собрания возбужденные и довольные, когда шагах в пятнадцати из-за старой вербы, что возле бани, хлестко ударил выстрел. Шершавов, шедший посередине, ойкнул и прижал ладонь к левой руке. Человеческая тень метнулась за баню, и Барсук с Лепетюхой бросились вдогонку.
Во второй половине дня Губанов сошел с «Чилима», потолкался по Терновому, пожевал на базаре копченого лосося с хлебом, запил квасом и взял путь на Черемшаны. По одежке он ничем не отличался от крестьянина, да и обличьем тоже: выгоревшие брови, давно не стриженные волосы, на ногах мягкие ичиги. В городе с махоркой туго, поэтому он запасся в Терновом куревом. Его внимание привлекла группа крестьян, по виду коробейников, которые, отдохнув, тоже взяли направление на Черемшаны. Губанов пошел следом, не теряя их из виду, и к вечеру уже ждал паром через реку. Переправился на другой берег и вместе с мычащим стадом вошел в село. В первую очередь надо было найти Шершавова, Спрашивать, а тем самым привлекать к себе внимание — не входило в планы Губанова.
Вечерело. Он бродил по улицам и переулкам, заросшим лебедой и полынью. Уже слышались голоса гармоник и песни девчат. Перебрехивались собаки, курились печные трубы и пахло дымом. Он вышел к церкви, сложенной из дикого камня, прошел мимо закрытого сельмага, ларьков. Село как село, таких много разбросано по всему Приморью, но вот сколько ни бродил Губанов, а почти никого из селян не встретил и сделал вывод, что люди настороженны, боятся лишний раз выйти из дому. Губанов любил деревню, особенно вот такую, как Черемшаны, чтоб непременно в глуши таежной... Втайне мечтал: как только все образуется и последняя банда будет уничтожена, так на стол Карпухина положит рапорт: так, мол, и так, прошу отпустить из ГПУ, потому что есть большое желание работать в деревне.
Неожиданно ударил выстрел, словно пастух стебанул кнутом. Губанов замер, прислушиваясь, не послышатся ли ответные. Но кругом стояла тишина, даже собаки перестали лаять. По звуку он определил, что выстрел произведен из кольта калибра семь и шесть десятых миллиметра, пуля у него в никелированной оболочке и имеет большую убойную силу. Если зацепит, то хорошего мало.
Он пошел на выстрел и на всякий случай переложил свой пистолет в карман пиджака. В переулке послышался топот, он шарахнулся в сторону, прижался к плетню. Мимо проскочил человек, тяжело бухая сапогами и хрипло дыша. Не успел Губанов что-либо предпринять, как на него неожиданно навалились и после короткой борьбы скрутили руки.
— Попался, гад, — цедил сквозь зубы один.
— Ты легче его, не то помрет, — предостерег другой. По голосам Губанов понял, что скрутили его двое парней, и еще понял, что вся продуманная до мелочей операция дала первую трещину.
— Вы что, сдурели? — пробовал он сопротивляться. — А ну распутайте.
— Я тя распутаю, рыло, — потряс перед ним кулаком парень невысокого роста. — Я тя распутаю так, что икать будешь. Тяни его, чего тут рассусоливать. — В короткой схватке Губанов зацепил его немного по носу, и парень утирался рукавом.
— Давай-давай и не ерепенься, не то так огрею...
— Карманы проверил? А, раззява!
В следующее мгновение Губанова обезоружили.
— Гля, что у него! — ахнул высокий.
«Вот это влип... — подумал Андрей, морщась от боли в заломленных за спину руках. — Вот это влип...»
— Вы кто такие будете? — спросил он.
— Потом узнаешь, кто мы такие, — пообещали сзади. — Иди спокойно. Драпанешь — получишь пулю в затылок.
— Скажите, хоть куда ведете? — не унимался Губанов. — Товарищи, это ведь не я стрелял. Ну честное слово не я. — Он остановился, но получил ощутимый толчок в спину.
— Слышь, Кеха, это, говорит, не он стрелял. А пистоль его?
— Ладно тебе. Разберемся.
Губанов стиснул зубы. Конечно, удрать от них он смог бы, сиганул в кукурузу — и был таков, но ведь подымут стрельбу, наверняка соберется народ или подмога какая, да и чем закончится стрельба, кто знает. Действительно, пустят пулю в спину — и привет. И Губанов решил: будь что будет...
Подталкиваемый собственным пистолетом, он оказался в кабинете Шершавова. Тот, бледный, сидел за столом, рука в предплечье была кое-как перевязана обрывком нижней рубахи. В подвешенной к потолку банке металось жирное пламя керосиновой лампы.
— Вот, Егор Иваныч, — начал с порога Барсуков, — взяли бандюгу. Упирался, правда. — Барсуков сиял. — Но ничего, мы с ним быстро, р-расс — и скрутили.
Лепетюха скромно сел у двери на лавку, держа наготове губановский пистолет. Он втайне надеялся, что Шершавов изумится, когда узнает, как они вдвоем, можно сказать безоружные, захватили вооруженного бандита.
— Здорово зацепило, Егор Иваныч? — сочувственно спросил Барсуков, усаживаясь рядом с Шершавовым, как равный по должности.
Шершавов снова поморщился.
— Обойдется. Так, царапина. — А сам во все глаза рассматривал задержанного. Тот радостно улыбнулся Шершавову и попросил:
— Пусть развяжут руки.
— Я те развяжу, — пригрозил Барсуков. — Ты давай выкладывай все про свою банду.
По улыбке Губанова Шершавов сразу понял, что тут что-то не то. Настоящий бандит не стоял бы так и не улыбался.
— Кто ты? — спросил Егор Иванович и взглядом потребовал от Барсукова, чтоб тот не мешал.
— Да развяжите руки, — попросил Губанов, — никуда и от вас не убегу.
— Развяжи, — приказал Шершавов.
Лепетюха нехотя повиновался.
— А теперь, — все с той же радостно-снисходительной улыбкой произнес Губанов, разминая кисти рук, — пусть они выйдут. Иначе я не скажу ни слова.
Барсуков заволновался. Лепетюха даже рот разинул. Только Шершавов оставался спокоен.
— Выйдите, хлопцы.
Хлопцы, кипя негодованием, пошли к двери. Барсуков обернулся у порога:
— Я это так не оставлю... Мы, понимаешь, рисковали своими жизнями, понимаешь, а вы тут антимонию разводите.
Шершавов сделал знак здоровой рукой, мол, закрой с той стороны дверь.
— Ну и что дальше? — спросил он у Губанова.
Тот опустился на табурет, на котором только что сидел Барсуков.
— Давайте познакомимся. Губанов Андрей Кириллович, старший уполномоченный губотдела ГПУ. Направлен к вам товарищем Хомутовым. Шершавов минуту-другую моргал, позабыв про пекучую боль в руке. Потом переломился вдвое и, уронив голову на стол, захохотал. Смеялся и Губанов. Шершавов шлепал ладонью по столешнице и не мог уняться. Потом, рассматривая шелковку с печатью за подписью Карпухина, утирая слезы, он, еще не успокоившись, с придыханием повторял:
— Поймали, а? Б-бандита, а? Ну и ст-тервецы, кого поймали! Н-ну и орлы! Ж-жизнью рисковали, а?! Ну ты извини, товарищ Губанов, что получилось нехорошо. Значит, бандита упустили, а чекиста взяли?
— Ну ничего, бывает, — согласился Губанов, свертывая папироску.
Они долго говорили, потом Шершавов вышел на улицу и привел с собой героев дня.
— Вот что, хлопцы. Этот товарищ из губотдела ГПУ, прибыл к нам на помощь. Никому ни слова о нем. Поняли? Вы его не видели никогда в жизни и не знаете. Как будто ничего меж вами и не было. Действовали вы решительно и смело, но настоящего бандита все же упустили.
Хлопцы стояли понурясь, не смея поднять глаза.
— ...Оружие вернуть.
Кешка положил на угол стола браунинг. Губанов поднялся.
— Ладно вам. Бывает и не такое. — Подал руку Лепетюхе: — Давай знакомиться.
