которые выплевывались из Искривления, постепенно сворачивая в соответствии с энергичными указаниями стратегоса: чуть дальше к северу, немного восточнее — вот, здесь, тут разыграется самая тяжкая битва, осажда. Аурелия прижимала лоб к теплому этхеру, вытянувшись на голом полу, заслоняя глаза ладонями, чтобы по глубже заглянуть в цветовой хаос под «Уркайей». Воистину, никакого сравнения с Ледовым Сколиодои или с теми, значительно более слабыми плацдармами адинатосов, открытыми на одиноких островках Восточного и Западного Океан оса, иногда настолько малых, что даже не имеющих названия и не описанных при каких-либо морских путях. На вопрос, откуда у него имеются столь точные карты океанских Искривлений, стратегос признался, что их уже несколько лет назад составила Вечерняя Госпожа, опираясь на собранных ею донесениях о новых морских чудовищах, а так же на полученных от штурманов Океаноса знаниях о течениях; вот зачем она посещала все крупнейшие порты Европы. Аурелии только-только пришло в голову, что какоморф, атаковавший корабли крыс, не должен был стать неожиданностью для эстлоса Бербелека; что он, скорее всего, сознательно избрал место для их встречи. У него имелись карты.
«Уркайя» поднималась к сферам этхера, раскладывала крылья, позволяла подхватить себя эпициклам ураноизы и снова сворачивала крылья, окружив Землю к новой цели — так они спадали к ослепительно белому Южному Льду, к зеленым глубинам Океаноса, к желтым пескам Африки.
Сколиодои Льда — это одна громадная снежная буря, разогнанный на сотне стадионов белый ураган, заслоняющий землю, лед и то, что на льду. Лунный корабль спустился к самому бурану, это было все равно, что столкновение с анаиресом: мелкие, острые обломки мерзлоты впивались в этхерное покрытие «Уркайи», неустанное трррршштрруккк, словно бы они скреблись бортами по спинам ледовых рифов; у всех находящихся внутри корабля по телу проходила дрожь. После возврата в небесные сферы Аурелия вместе с дядей и звездными навигаторами вышла в этхер, чтобы присмотреться к нанесенному ущербу. Поверхность ураноизоидного корпуса, обычно гладенькая, словно поверхность молодой жемчужины, теперь походила на спекшийся шлак, шрам находил на шрам, куда не глянешь, куда не прикоснешься — щербины трещины, борозды. Хуже того, столкновение с аденатосовой деморфой оставило свой след и в самой конструкции корабля, в согласованности его меканизмов и точности вечномакин: то тут, то там небольшое искривление орбиты, увеличение или уменьшение эпицикла, в то время как разница накладывается на разницу, и искривление накапливается… Омиксос был испуган. Они провели на орбите Земли почти неделю; меканикосы «Уркайи» терпеливо настраивали этхер ладьи. Аурелия воспользовалась случаем, чтобы подстроить и собственные доспехи. Чрезвычайно занят был и судовой медик: почти все доулосы «Подзвездной» страдали в результате столкновения с Ледовым Сколиодои различными какоморфиями: замерзшие глазные яблоки, тающие ногти и зубы, им не давала покоя постоянная боль в суставах, языки примерзали к небам; в конце концов, одна рабыня умерла; впоследствии софистес вскрыл труп, открывая легкие, заполненные снегом, и красную сосульку, пронзившую сердце. Гегемон Жарник сразу же решительно отказался предпринимать очередные попытки столь близкого подхода к местам десанта адинатосов. Видимо, не следовало ожидать, что стретгосу удастся его сейчас убедить, даже если он будет настолько глуп, чтобы подобный приказ отдать.
Даже к тем безлюдным островам посреди Океаноса «Уркайя» не подходила ближе, чем на стадион. Антидектесу очень хотелось лично сойти на их берег и присмотреться, как сам он говорил, «нерожденной Сколиодои», «голым и беззащитным адинатосам». Но согласия на это он не получил. Они окружали острова на безопасном отдалении. Хотя, было ли оно на самом деле безопасным — этого заранее никто утверждать не мог. Остров, лежащий в десятом западном листе, был приютом летающих рыб — гидоро-аэровые какоморфы планировали плотными стаями. Выйдя из подводных логовищ в рифах, окружавших атолл, они с шумом пронзали поверхность воды и золотисто-синим фонтаном взмывали в небо; сотни, тысячи аэрыб, чешуя ослепительно сияла на тропическом солнце, когда стая вычерчивала по небу сложную спираль. Один раз стая на своем пути встретила десяток чаек, ффорх, и после птиц осталось лишь облако спадающих в воду окровавленных перьев. Рытер Жарник немедленно поднял «Уркайю» на стадион вверх.
Стратегосу и софисте су оставалось наблюдать за островами через подзорные трубы. Мощный лунный оптикум, смонтированный в головной части корабля, позволял снивелировать это расстояние, но, что ни говори, это был взгляд снаружи, не позволяющий заглянуть в средину Сколиодои, увидеть его истинный вид — пока же что видели лишь кажущийся хаос, словно мерцание поверхности моря. — Пока его не пробьешь, пока не погрузишься и не откроешь глаза под водой, — говорил Антидектес, — никогда не узнаешь правды о жизни океаноса; ослепленный солнечными рефлексами, будешь писать глупые статьи о форме и цвете волн. — Антидектес был готов сойти даже в Сколиодои Льда.
Ему хотелось провести различные эксперименты. Еще в Вистулии он купил несколько десятков животных в деревянных клетках — кур, котов, собак, змей и грызунов — и забрал их с собой на «Уркайю». Аурелия вспоминала, сколько хлопот было с их переносом с «Тучелома» на «Уркайю». Оронеигесовый аэростат и лунная ладья встретились в условленной точке, в пятидесяти стадионах над крышами Уук. Стояла темная ночь, огни города заслонены тучами, свет Луны в третьей четверти тоже слабый и бледный. Холодный ветер выл в высоте. Между оронеигесовой башней и этхерным скорпионом протянули десятки канатов и сетей. В скорпион можно было войти только лишь через отверстие в его голове, так что ангела нацелили соответственно, его коса пылала холодной синевой, а этхер «Подзвездной» горел ярко-голубым сиянием. Из окон и балконов минарета высовывались оронейцы с факелами и лампами в руках, ветер гасил языки пламени, их зажигали снова; тот же ветер колыхал воздушными судами, то сближая их, то отдаляя; сети натягивались, чтобы тут же глубоко погрузиться в ту щель света и мрака между ангелом и скорпионом, а вихрь захватывал проклятия и предупреждающие окрики проходящих по веревочным помостам. И правда, один из невольников стратегоса во время пересадки упал с растянутой между кораблями сети и исчез с воплем в бурной темноте. Он переносил клетку с крысами, так что крысы упали вместе с ним. Антидетктес ругался во все заставки.
Он знал, что «Уркайя» полетит над Сколиодои и тут же выстроил весь план.
— Ликотовый канат, длиной в три стадиона, — показывал он Аурелии. — Наверняка хватит. Буду спускать их в самое сердце Искривления. У меня самые лучшие цыганские часы, они должны выдержать, запишу все, до минуточки. Какие изменения, через какое время, и когда повторю — на каком отдалении от центра, быстрее или медленнее, и так вот вычерчу точные карты напряжения арретесовой морфы. Если бы проводить такие исследования еженедельно, ежемесячно, хотя бы и ежегодно, тогда бы мы получили столь же конкретные, то есть, выражаемые цифрами, знания о силе и темпе расширения Сколиозы, а через несколько лет — даже о возможном изменении такого темпа, о его ускорении или замедлении. И тогда бы я смог вычислить, наступит ли и когда такой день, когда нечеловеческая Форма охватит всю Землю: одна Сколиодои соединится с другими Сколиодои, и последний островок старого мира, с горами, реками, лугами, цветами, животными и людьми, их городами, ремеслами, искусствами, языками и религия ми — будет поглощен. И это всего лишь несколько клеток с животными. Помоги мне.
В конце концов, оказалось, что у него не будет ни единой оказии провести эксперимент. Когда после спуска к Южному Льду «Уркайя» на несколько дней возвратилась в небесную сферу и окружала Землю по традиционному эпициклу дрейфа, из лунной сферы подошла к ней «Элоа», ладья Госпожи, громадная моль из черного этхера. Она сложила гигантские крылья, тем самым ускоряя вращение длинного, цилиндрического корпуса, и приблизилась своей идеально шарообразной головой к белой голове скорпиона. Они объединились в этхерном поцелуе, свет перетек к свету, задрожал ядовитый хвост и тяжелый панцирь. На борт «Уркайи» вступил Гиерокхарис, Первый Гыппирес, Гегемон Луны. Понятное дело, для Аурелии это было великое событие, до сих пор она лишь несколько раз видела главнокомандующего гыппирои, внука Госпожи, и никогда столь близко, он сам никогда еще не обращал на нее своего взгляда. И на сей раз он исчез вместе со стратегосом Бербелеком в каютах Омиксоса, где долгие часы обсуждали планы кампании; Аврелию снова не допустили к тайне.
Она осталась снаружи, символический охранник, в переходе, ведущем к внутреннему скелету «Уркайи». Отсюда ей было видно, как палубные доулосы переносят из одного судна на другое имение Антидетктеса — исполнялось величайшая мечта старого софистеса: он полетит на Луну, перед ним откроются врата Библиотеки Лабиринта. Правда, когда он теперь стоял в стороне и надзирал за переноской, выражение на его лице самым счастливым назвать было нельзя.
— Животных я оставляю, если станут мешать — выбросьте. Жаль, что я уже не смогу проверить собственных гипотез.
При этом он задумчиво жевал зерна кахвы. Аурелия проследила линию его взгляда. А глядел он под
