сильный, чтобы убить кратистоса, тем более — адинатосового, одновременно достаточно силен, чтобы выкроить себе на Земле какую-нибудь силу, сравнимую с имеющейся у кратистоса.

— Это правда.

— Тогда, во имя чего ты должен был бы от этого отказываться? А теперь Марий присылает канцлера и открыто просит, чтобы ты стал протектором Четвертого Пергамона. По сути, ты уже и так им являешься, без твоего Хоррора он не устоит и месяца. Ты и вправду считал, будто бы кого-нибудь обманет то представление в Амиде? Отдавая честь Марию, ты его короновал! Кириос!

Стратегос поднял глаза. В проходе за колоннадой атриума толпились дворцовые доулосы; под взглядом Бербелека они поспешно отступили. Мокрой рукой эстлос указал на надпись, выбитую на арке над входом в представительскую часть дворца: Ethos antropou daimon.

— Характер человека — это его судьба. Интересно, почему это наш бывший наместник позволил сохранить здесь эту мудрость Гераклита. В его случае, она полностью оправдалась. Как ты считаешь, Аурелия, так ли это на самом деле? Характер человека — его судьба…

Аурелия явно чувствовала, как стратегос втягивает ее в форму никому не нужной, приятельской болтовни. И ничего не могла поделать; ну как тут отвечать криком на подобные слова? Вот это была бы уже неразумная истерия.

— Не знаю, — буркнула она в ответ.

— У тебя доброе сердце, сильный характер. Чего ты боишься? Действуй так, как приказывает тебе твоя натура.

Через отверстие над бассейном он глянул на бледно-серое небо, затянутое темными пятнами дыма.

— Еще нет и полудня. Сними доспехи, официальная часть закончена. Давай пройдемся по городу, позови Обола.

— Кириос…

— Я что, может еще должен тебе дать присягу?

Аурелия покачала головой.

— Нет, я знаю, что между нами не может быть никакой чести. Пока я могу тебе верить — я должна тебе верить.

Бербелек снова рассмеялся. Выловив одну из рыбок, он присматривался к ней, панично трепещущей на его ладони.

— Госпожа тебя вознаградит.

* * *

Статуя Афины Полиас лежала в луже маслянистой грязи, разбитая на высоте колен; кроме того, у Афины еще и не было головы. На покрытом копотью корпусе богини сидела хоррорная в расколотом ударом угольном нагруднике и, помогая себе зубами, левой рукой бинтовала себе правую руку. Увидав стратегоса, она схватилась, чтобы отдать салют, бинт упал в грязь. Эстлос Бербелек указал светящейся рыктой на нижнюю часть холма, на развалины гимназиона, над которыми до сих пор вздымались клубы черного дыма.

— Лазарет перенесли туда.

Портик Пергамонской Библиотеки был уничтожен практически на две трети, стояли лишь те колонны, что были более всего удалены от Священного Круга. А точнее, от того, во что Священный Круг был превращен под антосом Чернокнижника: площадь с фонтаном и несколькими статуями посреди зданий для чиновников. К северу от площади располагалось главное строение Пергамонской Библиотеки — храм Афины, за которым каменные ступени полукружиями спускались по широкому склону по направлению к городу. Во времена правления Урала в святилище Афины располагались милицейские отделения. Сейчас от них остались только кучи обоженного мусора: именно здесь упала одна из наскоро изготовленных бомб «Уркайи». Большая часть старшей части Библиотеки, возведенной еще во времена Александрийских Атталидов, находилась сейчас не в лучшем состоянии. Эстлос Бербелек хотел войти через западный портик и попал на завал выше человеческого роста. Все здесь было мокрым, ослизлым от грязной сырости, вода собиралась в трещинах плит.

Они обошли колоннаду вокруг.

— Ну, чего еще опять, быть может, лучше бы помогли, вместо того, чтобы… Аааа! Так в чем дело?

Около двух десятков человек выносило наружу стопки книг и свитков пергамента, доулосы укладывали их на дворе. Мужчина, руководящий операцией, высокий старец византийской морфы, сначала увидал хоррорных, сопровождавших стратегоса (Бербелек взял с собой четырех солдат), и лишь потом самого стратегоса. Он его не знал, но, понятное дело, распознал морфу. Старик отдал натянутый поклон.

— Эстлос. В чем дело?

— Это ты Метон Месит?

— Да.

— Я срочно разыскиваю некоторые тексты; в вашей библиотеки имеются их копии. Кто распоряжается каталогами?

— Как видишь, эстлос, момент не самый подходящий… Расположенные выше склады сгорели, подвалы залиты… Всю ночь мы гасили пожары; чего не сожрал огонь, уничтожила вода. Мы еще не знаем, сколько чего удастся спасти. Если бы не постоянные грозы с моря, сгорело бы все. Само восстановление Библиотеки…

— Об этом пускай у тебя голова не болит, скорее всего, город вообще не станем отстраивать. Но наверняка…

— Что?

— Но ты наверняка способен указать человека…

— Ты что творишь?! А ну отойди!

Эти слова предназначались не стратегосу, но Аурелии, которая, тем временем, отошла от беседующих и, бродя между неровных баррикад из книг и свитков (сюда же выносили ящики с глиняными табличками и барабаны истлевших тканей), наткнулась на оригинальные «Римские сочинения» Провеги и полный набор комедий Лигайона в греческом издании. Склонившись, она начала перелистывать страницы. По-видимому, с ее ладони проскочила бессознательная искра, потому что загорелась бумага одного из томов соседствующей кучи.

Девушка спешно отступила. Подбежал бородатый вавилонянин с мокрой тряпкой в руке, загасил пламя.

— Да что ты себе представляешь? — ворчал тот из глубин сбитой в колтун, частично обгоревшей бороды. — Надумали, после всего случившегося приходить сюда с огнем! А ну-ка, выбрось никотиану!

Перед тем, как покинуть дворец, Аурелия, в соответствии с приказом эстлоса Бербелека, сняла доспехи. Вместо них в дворцовом гардеробе она подобрала цветастую индусскую юбку, приличной для женщины длины, хотя и завязанную низко на бедрах. Помня про советы Алтеи, она нашла несколько одинаково бесполезных, хотя и красивых аксессуаров: ожерелье, приятно контрастирующий ярким серебром на фоне темной кожи, свободные цыганские браслеты, синие напальчники из кожи василиска. Строя глупые гримасы перед зеркалом, в конце концов она повязала голову армейским тюрбаном, алым, словно мидайское вино. Кем была она теперь? Кем-то переодетым или же самой переодевкой? Какую переодевку носила в собственной наготе? И кем бы осталась после того, как отнять тело? Быть может, правы были те, кто называл ее Пепельной Девой, ведь пепел всегда будет ее окончательной Формой. На самом деле, мы не знаем собственной морфы, пока не столкнемся с морфой чужой.

— Я не курю, — буркнула лунянка в ответ.

Бородач, казалось, уже не обращал на нее внимания; наполовину обернувшись, он обменивался гневными окриками на неизвестном Аурелии наречии с другими библиотекарями. Девушка присмотрелась к нему по внимательнее. Он был моложе, чем оценила на первый взгляд, грязная туника, всклокоченные волосы и прокоптившаяся кожа очень эффектно маскировали это. Но, судя по рубиновому перстню на шестом пальце и гневу в присутствии стратегоса Бербелека, бородатый мог быть даже аристократом.

— Конкретно же — «Зимний рассказ» Людвига Гунна, — объяснял тем временем Метону Меситу эстлос Иероним. — Та часть, что содержит отчет о свадьбе и обручении Максима

Вы читаете Иные песни
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату