Конечно, даже эту сумму мне будет трудно достать, думала она, но я справлюсь. Мамину аквамариновую брошь и жемчужное ожерелье, подаренное бабушкой, можно заложить в ломбард и на эти деньги продержаться до тех пор, когда Эдвард узнает правду и начнет платить Джонни алименты. К своему недовольству, Джулия все еще очень хотела узнать, была ли Джессика любовницей Эдварда. Это потому, утешала она себя, что ее не может не заботить вероятность какой-нибудь интимной сцены между любовниками, свидетелем коей мог бы стать Джонни.
– Вы давно знаете Гонсалеса? – спросила Джулия, резко меняя тему.
Джессика с удивлением посмотрела на собеседницу.
– Три года, – ответила она без колебаний. – Он был защитником моего отца на судебном процессе. Почему вы спрашиваете?
– Мне интересно, почему вы так снизили нам цену?
Заведующая встала, чтобы налить две чашки ароматного кубинского кофе.
– Черный, пожалуйста, – попросила Джулия.
Добавив приличное количество сахара и сливок в свою чашку, Джессика сделала глоток, прежде чем ответить на вопрос.
– Я думала, Эдвард вам объяснил. Я его должница: он защищал отца бесплатно. Но, мне кажется, вы хотите знать, какого рода отношения между нами.
Джулия отрицательно покачала головой, пытаясь обмануть собеседницу и себя.
– Это не мое дело, – возразила она.
– Вы правы, – согласилась Джессика, – но мне нечего скрывать. Мы с Эдвардом были любовниками. Я все еще интересуюсь им… слежу за его жизнью через газеты и телевидение.
С непроницаемым лицом Джулия ждала продолжения.
– Я не буду спрашивать, как он относится к вам или что вы чувствуете к нему. Мне кажется, ни одна женщина не может быть совершенно равнодушной к Эдварду. Он прекрасный человек… любит детей, животных, помогает нуждающимся. К сожалению, с ним невозможно создать семью.
Джулия покинула детский сад с тяжелым сердцем, договорившись привести завтра утром Джонни. Ее настроение только ухудшилось, когда она добралась до офиса и узнала, что Гонсалес на несколько дней уехал по делам.
Моя машина не отремонтирована, и Эдварда нет, чтобы подгонять Джона Фаррела, с раздражением подумала Джулия. И я так и не решила, можно ли рассказать Гонсалесу о Джонни и потребовать алименты.
Целый день она отвечала на звонки, рисовала очередной плакат и печатала деловые письма.
Вечером, уложив Джонни спать, Джулия беспокойно расхаживала по крошечной гостиной их домика до тех пор, пока бабушка не попросила ее сесть и не мелькать перед глазами.
Ей не помогли ни телевизор, ни кресло-качалка, ни созерцание звезд.
– Не возражаешь, если я посмотрю старые фотографии? – спросила Джулия бабушку, внезапно вспомнив свой последний разговор с Мэри.
Диана безразлично передернула плечами.
– Пожалуйста, только положи их потом на место.
Взяв из бабушкиного шкафа картонную коробку с фотографиями, Джулия перенесла ее в свою маленькую спальню и вытряхнула содержимое на кровать.
Она сразу отыскала нужный снимок – тот, что Мэри показывала ей в самом начале своего романа с Гонсалесом.
На нем Мэри и Эдвард стояли на борту теплохода. День был ветреным, и волнистые светлые волосы сестры почти закрыли ее лицо, но, тем не менее, было видно, как она светится от счастья.
Может, в этот день они зачали Джонни, подумала Джулия. Эдвард такой красивый… Как он мог оставить Мэри, когда она ждала его ребенка?
Она вспомнила, как они разговаривали с сестрой за неделю до ее смерти, сидя на веранде в креслах- качалках. Сестры чистили бобы для ужина. Мэри кутала в плед, как она выражалась, остатки своего некогда прекрасного тела.
– Эдвард Гонсалес ужасно поступил со мной, – скривив губы, жаловалась она, явно надеясь на сочувствие младшей сестры. – Ты только посмотри на меня! Кормление сделало грудь безобразной, а мой живот такой большой, будто я еще беременна. К тому же, если мне и удастся похудеть, это ничего не даст. Какому мужчине нужна женщина с ребенком? Уверенная в том, что ее маленький племянник самый хорошенький ребенок на свете, Джулия резко возразила:
– Ты ведь не серьезно, Мэри! Разве ты не любишь Джонни?
Несколько смутившись, старшая сестра воскликнула:
– Конечно, люблю, глупышка! Просто я не представляю, как со всем справлюсь.
Но Джулия искренно не понимала, как может мужчина отвернуться от собственного ребенка. Поэтому она задала сестре щекотливый вопрос, давно вертевшийся на кончике языка:
– А Гонсалес знает о ребенке?
– За кого ты меня принимаешь? – возмутилась Мэри. – Эдвард не только знает это, но еще и не оставил мне никакой надежды на получение алиментов.
– На каком основании? Уверена, что в суде… – не отступала Джулия.
