– погоны. Уж не вернулась ли власть царя? Надо сказать, что все староверы даже в глухих местах далеко в тайге знали, что последний самодержец России, император Николай II, в самом начале века окончательно прекратил всякие гонения на староверов и узаконил этот, так сказать, слой населения России. Знали и о том, что вся семья царя погибла во время переворота, поэтому погоны вызывали недоумение и какой-то страх.
После того как наступило относительное спокойствие, начались переговоры. Узнав, что перед ним Лыков, офицер был крайне удивлен и сказал, что и фамилию эту слышал, и что в картах и документах значится местожительство Лыковых, но значительно ниже по реке в местечке, так называемом Тиши. Лыков подтвердил, что он действительно довольно долго прожил в этом небольшом поселке, где родился в 1902 году. Постепенно «дипломатические отношения» наладились, и разговоры стали носить более откровенный и доверительный характер. К удивлению офицера, почти в самом начале беседы Карп Осипович спросил вдруг о войне. И на вопрос, откуда он знает о войне, Лыков ответил:
– Данила сказывал. Лыков рассказал, что у него после начала войны был военный отряд, сопровождаемый его давним знакомым Данилой Молоковым. Лыков, видимо, боясь последствий, не сказал, что он тогда схоронился с семьей в тайге и встречался только с Молоковым. Офицер поинтересовался, здесь ли был тот отряд. Карп Осипович рассказал, что проживали они в то время на прилавке километрах в двадцати пяти ниже по течению реки, на правом ее берегу, но после ухода отряда покинули то место и переселились сюда. Карп Осипович поведал, что там на прилавке было у него начальство заповедника, приглашали его на работу в охрану заповедника. Однако после появления того отряда поняли, что теперь их так просто в это страшное время в покое не оставят, поэтому приняли решение найти другое место для жительства.
Здесь, на берегу реки Еринат, на небольшой террасе над рекой, в окружении густого березового леса Лыков срубил избу и, переселившись всей семьей, они начали, как могли, устраивать свой быт. Была война, и больше никто в этих местах не был, и Лыковы на несколько лет оказались в забвении. Было не до них.
Офицер подробно рассказал о войне, о победе, чему Карп Осипович искренне порадовался, и, перекрестившись, сказал:
– Слава Богу, побили супротивника. Рассказал и о том, что русской армии решением правительства вернули старинные знаки различия. Так разрешился мучительный для Лыковых вопрос о власти. Подолгу говорили глава семьи и командир отряда о войне, о жизни в тайге, о преимуществах жизни в селах и городах. И несмотря на то, что Лыков внимательно слушал, слегка прищуривая глаза, согласно кивая головой, и произносил – «едак, едак», было ясно, что он всегда остается при своем мнении. Офицер расспрашивал о местности и, показывая Лыкову карты, уточнял направления рек, заболоченные участки, проходы через перевалы и о многом другом, что касалось его работы топографа, и все, что считал необходимым, скрупулезно заносил в документы.
Лыков рассказал, где именно жила семья его родителей, где, в каких местах проживал он с семьей, где были другие поселения. Таким образом, он невольно принимал участие в обработке собранного материала и в составлении карт этого глухого района. Да и сама фамилия Лыкова была увековечена на военно- топографических картах с грифом «Секретно». Все места проживания Лыковых нанесены на эти карты с пометкой «Заимка Лыкова».
В последующие годы все научные экспедиции и туристические группы, путешествующие в горах Алтая и Саян, пользовались этими картами и хорошо знали о том, что здесь в глухой тайге проживала семья Лыковых.
Все разговоры «на высшем уровне» между офицером и Лыковым, как правило, начинались просьбами не трогать их, и каждый раз офицер пытался убедить Лыковых, что они их не тронут и никуда не уведут. Но офицер нет-нет, но касался вопроса о том, что нужно подумать о детях, о их будущей жизни.
В основном контактировали гости только с главой семьи, а все остальные не принимали участия в разговорах и были как бы за гранью общения. Иногда старший сын Савин подсаживался и молча слушал разговор, но Карп Осипович, как правило, находил ему заделье и отправлял его по каким-то домашним делам.
Два полных дня провел отряд на усадьбе Лыковых. За это время солдаты хорошо отдохнули, подремонтировали обувь, одежду, поели картошки и вдоволь рыбы. Накануне ухода офицер тщательно проверил все, что осталось, и передал Лыковым почти всю оставшуюся соль, оставив себе ровно столько, чтобы хватило на дни перехода.
Вечером договорились, что Карп Осипович проводит их до перевала через Абаканский хребет и укажет менее сложный маршрут выхода к Телецкому озеру.
Рано утром, после молебна Лыковых и завтрака, вышли в путь. Карп Осипович взял с собой Савина. Путь предстоял нелегкий и на несколько дней. Им предстояло немного спуститься по долине Абакана, потом уйти влево и, пересекая так называемую Коль-тайгу, подняться на Абаканский хребет и здесь разойтись.
Провожать отряд вышла вся семья. Акулина Карловна держала на руках маленькую Агафью, а Наталья, держась за подол плачущей матери, повторяла:
– Тятенька, не уходи. Карп Осипович подошел к жене и, увидев на ее глазах слезы, сказал:
– Ну, будет, не плачь, через четыре дни ждите. Офицер также подошел к Акулине Карповне и, поклонившись, поблагодарил за приют и еще раз заверил, что вернутся они живы, здоровы. Солдаты громко прощались, благодарили за все, желали всем благополучия и здоровья. И вот команда двинулась в путь. Через несколько минут отряд исчез в тайге.
Поднявшись на перевал, остановились на отдых. В этом месте предстояло прощание. Погода стояла великолепная. Карп Осипович рассказал, показывая на местности, как надо идти, и, показывая вдаль на огромный провал в горах, пояснил, что там Телецкое озеро, и, помолчав, добавил – «дивное озеро». Офицер поинтересовался, не изменится ли погода, но Лыков успокоил, сказав, что погода еще постоит хорошая.
После отдыха стали прощаться, Лыковы крестились, шепча молитвы. Офицер еще раз поблагодарил Лыкова за все. Карп Осипович перекрестил его и тихим голосом сказал:
– С Богом. Пройдя метров двести, офицер оглянулся и увидел обоих Лыковых стоящими на месте. Стали махать руками, Лыковы ответили тем же, потом перекрестились, повернулись и пошли. Их серенькие фигурки несколько раз мелькнули между камней и вскоре окончательно исчезли в зарослях карликовой березки. Теперь разошлись навсегда, одни в «мир», другие в «пустынь».
Рассказывая о минутах прощания, офицер говорил, что чувствовал себя как-то некомфортно, и было страшно жаль этих заблудившихся взрослых и запуганных детей, в глазах которых он все дни видел тревогу и страх.
Не внял Лыков-старший голосу разума и в этот раз, не впитал в себя все то доброе, что было ему сказано, только одна дума сверлила его голову – уходить, уходить, и сразу после расставания с отрядом они спешно двинулись домой. Невзирая на усталость, ходко пошли, теперь уже в основном вниз. Усталости не чувствовали, шли до наступления темноты. Остановились в гуще тайги, развели костер, перекусили и прилегли отдохнуть, как условились, «до месяца». Через три-четыре часа, как только взошла луна, двинулись дальше и рано утром на четвертый день, как и обещали, оказались, к великой радости всех, в родных стенах маленького домика.
Надо полагать, что Лыков неоднократно возвращался в мыслях ко всему тому, о чем ему говорил офицер. Дети – вот главное, о ком надо было думать, об их будущем устройстве. Чета Лыковых и в мыслях, и в тайных разговорах между собой наверняка касалась этой темы. Они прекрасно понимали, что недалек тот час, когда законы природы потребуют сближения с себе подобными для продолжения рода. Помнил Лыков содержание и тех разговоров, которые происходили, когда он неожиданно появился на кордоне заповедника в 1940 году. Тогда также главной темой в разговорах была судьба детей. Однако страх брал свое, и Лыковы имели на то основания. В крови был страх. Преследования, гонения из года в год, из века в век – все это крепко вошло в сознание, и изменить что-либо было страшно сложно. А события последних 15–16 лет, происходившие на территории родной России, особенно 1937 год, вселивший тревогу, настолько пугали, что Лыковы окончательно пришли к выводу, что уход в «пустынь» в 1937 году им не простят.
Офицер во время разговора говорил, что всех, кто отлынивал от службы в армии в период войны,
