Вечер будет холодный – она покрылась гусиной кожей.
– А кто выиграл золотую розу?
Он пожал плечами:
– Какой-то смазливый парень.
– Ты не помнишь, как его зовут?
– Нет. Музыкант, кажется… Там была какая-то история – судьи посоветовали ему выбросить лиру в реку и пойти к главному жрецу. У него единственного есть шанс, сказали они. А что?
– Я встречала мальчика по имени Гим.
– Да, кажется, так его зовут. Теперь, когда ты назвала…
– И сколько чудес?
Дольм быстро покосился на ее ногу и тут же отвел взгляд. Потом улыбнулся деланной улыбкой.
– Одно или два – жрецы так и не решили, как считать. Когда пришло время мальчику оглашать имя, он назвал два. Это были сестры, близняшки. Они с детства страдали какой-то жуткой дрянью на коже. Даже с того места, где я стоял, это выглядело ужасно.
– И Тион их исцелил?
– О да! Он возложил руки – то есть руки твоего приятеля – им на головы, и все прошло – как не было.
Вот здорово!
– Они были хорошенькие? Сколько им лет? И как звали?
Дольму, похоже, наскучило рассказывать о Празднествах. Он с озадаченным видом разглядывал Д’варда.
– Почему Освободитель до сих пор здесь, в Суссленде? Он что, не знает, что Зэц послал своих Жнецов искать его? Ему же угрожает страшная опасность!
Она хихикнула:
– Он, похоже, вообще ничего не понимает. Ни языка, ни богов, ничего!
Запавшие глаза Дольма удивленно расширились:
– Но ведь пророчица описала его как ребенка! И почему это он шляется по стране, разодетый, как паломник?
– Это я решила, что так будет безопаснее. И послушай, Дольм, он ведь замечательный актер! Он заставил всех поверить в то, что он на самом деле божий человек!
На изможденном лице актера мелькнула болезненная улыбка:
– Ох, Элиэль, дурочка ты маленькая! Конечно, он может изображать божьего человека! Ты что, не видишь, что ты наделала?
Она немедленно ощетинилась:
– Мне пришлось импровизировать по обстоятельствам! Он был ужасно болен! – Она оглянулась на Д’варда в поисках поддержки, и тот ободряюще улыбнулся ей. Как странно! Если не считать красного шрама на лбу, он выглядел так, словно и не болел вовсе. – Он вообще ничего не знает о мире, но я решила, что ему лучше попасть в Сусс и обратиться к Тиону, и…
– Балда ты маленькая! – сказал Дольм. – Зэц послал боги-знают-сколько Жнецов охотиться за ним, а ты наряжаешь его паломником! Ты не поняла? Он же Освободитель! Еще бы ему не убеждать людей в том, что он святой! Он и есть святой! Ты замаскировала его под того, кто он есть на самом деле, мозги ты куриные!
– Ох!.. – только и сказала Элиэль. – Ох! – Ну да, это вполне могло объяснить те странные вещи, что творились сегодня.
– И я не уверен, что ты удачно придумала насчет Тиона, – продолжал Дольм. – Некоторые моменты «Завета» намекают на то, что Освободитель… Вся Суссия только и говорит о рождении Освободителя. Ладно, не бери в голову. Жаль, что не я придумал всю эту затею с паломником… Ба, вот что я должен сделать! Может, хоть это снимет грех с моей души! – Еще одна болезненная улыбка мелькнула на его лице. – Интересно, сможет ли он…
Он схватил свой мешок и начал развязывать. Элиэль вспомнила, как всего неделю назад сама копалась в этом мешке и нашла там рясу Жнеца.
Дольм достал еще одну накидку, штаны и протянул их Д’варду. Д’вард удивленно поднял брови и вопросительно посмотрел на Элиэль.
– Что ты предлагаешь, Дольм Актер? – спросила она.
– Мы с ним поменяемся. Я вернусь с тобой в Сусс и начну с храма Тиона.
Элиэль вздрогнула. Священное паломничество по пяти великим храмам занимает по меньшей мере год – год нищеты, покаяния и полного молчания.
– Но он ведь правда не может говорить! Что, если кто-нибудь начнет его расспрашивать?
Дольм пожал плечами:
– Ты ведь хотела вернуться в труппу и взять его с собой, верно? Они всего в нескольких часах ходьбы отсюда. Я пойду с вами в город. Он может и мешок мой забрать себе.
Элиэль неуверенно кивнула – ей некуда было идти, только в труппу. Д’вард взял одежду и зашел за
