исполнение пророчества? Или Владычица затаит на нее злобу, и ей придется провести остаток жизни в скитаниях, как Хойньок в «Проклятии Монаха»?
– Элиэль? – окликнул ее Гим. – Расскажи мне про Празднества. – В его улыбке читалась зависть. Сестра Ан заснула как сидела, уронив голову на грудь, – маленькая кучка поношенных синих одежд. Т’лин растянулся на траве, греясь на солнце.
– Идет. – Элиэль задумалась. – Ну, рассказать про все – и дня не хватит. Они всегда начинаются в бедродень, службой в храме. Не в самом городе, а поблизости. На следующий день происходит посвящение. Потом атлеты уходят в путь, и начинаются творческие состязания.
– В путь – куда?
– По Суссвейлу. Это занимает четыре дня. Они останавливаются в Тогвалби, в Филоби и в Иогби. Каждый вечер худших отсеивают. Многие сходят сами.
Голубые глаза Гима расширились:
– Почему?
– От усталости, ясное дело! В Суссленде жарко, как в печке. В Тогвалби они славят Гарварда. В Филоби им предстоит еще одна служба, посвящающаяся Иилах. Она богиня атлетов. Они проводят ночь в священной роще. – Элиэль хихикнула. – Как-то там случилась гроза, и они все попростужались! А наутро атлеты шагают в Иогби.
– А там они что делают?
– Мозоли зализывают.
– Нет, я хотел спросить, какому богу там молятся? – упрямо допытывался Гим.
Элиэль не помнила, чтобы в Иогби был какой-то храм.
– Да никакому! В Сусс можно попасть и минуя Иогби, так что я сама ни разу не бывала там. Мне так кажется, это сделано нарочно, чтобы они не мешались под ногами. Ко времени, когда эти туши возвращаются в Сусс, мы, артисты, уже заканчиваем свои выступления. Ну и кончается все, разумеется, в головадень. Присуждаются розы, и победители следуют в храм благодарить Тиона, и туда запускают уродов и калек, и бог творит чудо… Чего это ты лыбишься?
Гим вскочил и шагнул в сторону, словно любуясь пейзажем. Элиэль пошла за ним.
– Что случилось?
– Ничего, – сонно улыбнулся он.
– Нет, скажи! Я же рассказала тебе о Празднествах!
Он покраснел.
– Да ну, я просто думал, похож ли святой Тион на… на отцовскую статую Кирб’ла?
– Он вообще не может быть похож! Ты что, не знаешь? Там, в храме, вообще нет изображений Тиона. Смертный художник не может точно изобразить бога красоты!
– Но отцовская работа… – нахмурился Гим.
– Я не сомневаюсь, что она очень похожа!
Он покраснел еще сильнее.
– Чудище маленькое!
– Именно это имел в виду Т’лин, говоря о золотой розе. Сначала присуждается одна желтая роза, и тот, кто ее выиграет, стоит пред алтарем и представляет Тиона. Он вручает алые розы.
– Сам знаю! – взорвался Гим.
– Я уверена, что ты выиграешь золотую розу!
Гим стоял красный как рак. Казалось, куда уж больше! Но после этих слов Элиэль он залился пунцовой краской до корней волос. Даже его прозрачные усики стали видны на фоне этого пунцового безобразия. Элиэль была потрясена. Ей никогда еще не удавалось довести кого-то до такого замечательного румянца – словно ветреный закат на все небо.
– Чтоб тебе с горы спрыгнуть! – обрушился на нее Гим.
– Но это ведь великая честь – изображать бога. А в твоем случае это будет еще и подтверждением того, насколько велико сходство скульптуры твоего отца. Возможно, бог говорит нам, что он хочет, чтобы твой отец сам прибыл сюда изваять…
– Убирайся и не приставай ко мне, девчонка!
Ух ты!
– Но твоя красота притягивает меня, как мед – муху.
– Мух давят!
– Но от красоты никуда не денешься, и все женщины…
– О чем спор? – спросил Т’лин Драконоторговец. Он скинул теплую одежду и остался в рубахе и мешковатых джоалийских бриджах, пестрых, как стайка радужных птиц. На поясе висел меч. В ухе поблескивало маленькое золотое колечко.
– Ни о чем! – рявкнул Гим.
– Я только объясняла ему про золотую розу!
– А… – Т’лин пожал плечами. – По мне, красивая внешность не то, из-за чего стоит задирать нос. Но и
