Уолли об этом не подумал. В толпе пронесся еле слышный удивленный шепот. Неужели воспоминания Шонсу подвели его? Чтобы дать себе время подумать, он спросил:
— Вот как? И в какой же сутре об этом говорится?
Бриу колебался.
— Ни в одной из тех, что известны мне, светлейший. И, конечно же, я смиренно склоняюсь перед вашим знанием сутр. Просто так я понимаю законы. Значит, выход только один. Как старший воин Уолли может просто сказать ему, что такое понимание неправильно, и его мнение возобладает. Это, конечно, унизительно, но ничего другого от него и не ждут.
— Признаюсь, что раньше я не сталкивался с подобными вопросами, — сказал Уолли, имея в виду Шонсу. — Тот факт, что в сутрах не дается никаких конкретных указаний, подтверждает исключительную редкость этого случая. Его хорошо обсуждать в жаркий день, за кружкой пива. Скажите, вы сами додумались до такого истолкования?
Бриу опустил глаза.
— Я обсуждал это дело с воинами более высокого ранга, светлейший, и их мнение совпало с моим.
Тарру, ну конечно! Он это затеял или по крайней мере был в курсе всего. Бриу, очевидно, обратился с этим вопросом к самому старшему, и только Тарру мог сделать так, чтобы все Пятые отсюда ушли. Какая дерзость! Значит, необходимо немного показать силу — и почти сознательно — так, как мы зажигаем свет, — Уолли переключился на Шонсу.
Голос его прокатился по залу, как раскаты грома:
— Так вы вызываете Второго на смертный поединок только из-за вашей интерпретации, мастер Бриу? Я полагаю, это достойно презрения, так действуют трусы!
От неожиданности Бриу отпрянул и побледнел; все присутствующие одновременно затаили дыхание.
Уолли насмешливо взглянул на своего противника.
Нехотя, деревянными движениями — так человек идет на эшафот — Бриу сделал знак вызова.
— Вперед! — воскликнул Уолли и обнажил меч.
Глава 3
На полпути к эфесу рука Бриу замерла.
Острие меча светлейшего Шонсу уже коснулось его груди.
В дальнем углу столовой чесалась собака, равномерный стук ее ноги был единственным звуком, раздававшимся в огромной комнате. Все вокруг замерло, и только знамена чуть колыхались под струей воздуха.
Уолли слегка наклонился вперед, положив левую руку на стол так, чтобы сзади осталось достаточно места. За спиной у Бриу стояли табуретки и стол, но он не знал, где именно они находятся. Если Четвертый вздумает отступать, ему придется узнать, какие преимущества дают длинные руки. Уолли было даже жалко его: перед ним стоял хороший, гордящийся своим ремеслом воин, у него красивая юбка в складку и натертые до блеска ремни. Но теперь Бриу приходится выбирать между гибелью и позором. Молчание длилось лишь несколько секунд, но показалось, что прошел целый час, прежде чем тот, из-за кого разыгрывалась эта драма, вспомнил о своей реплике.
— Э-э… Сдаешься? — хрипло сказал Нанджи.
Третий в полном недоумении уставился на Бриу и на смертоносную полосу стали, которая взялась неизвестно откуда.
— Сдаюсь, — согласился он тотчас же, напуганный не меньше, чем его господин.
Пальцы Бриу разжались сами собой, и рука упала. Меч Седьмого все еще упирается ему в грудь, и теперь, если победитель захочет, ему придется совершить обряд унижения. Он должен подчиниться, иначе — смерть. В глазах Бриу отразились ужас и стыд.
— Скажите, мастер Бриу, — заговорил Уолли таким же громким голосом, — когда вы рассказывали подопечному о второй и третьей клятвах, вы упоминали, что последняя может быть принесена только по разрешению наставника?
Конечно, Бриу мог сказать «да», но ему никто бы не поверил, слишком все это сложно и запутанно.
— Нет, светлейший. — Его голос прозвучал хрипло.
— Тогда вина — если только она существует — лежит не на ученике Нанджи, а на его наставнике, который сообщил ему неправильные сведения, не так ли?
Бриу беззвучно пошевелил губами и два раза сглотнул.
— Кажется так, светлейший, — сказал он.
Уолли немного отодвинул меч.
— Мне сдается, что не все это услышали. Признайте свою ошибку.
— Светлейший Шонсу, — Бриу заговорил громче, — я признаю, что не сообщил моему бывшему подопечному, ученику Нанджи, всех необходимых сведений о принятии третьей клятвы, и если в его действиях вчера были какие-то ошибки, то в этом моя вина.
— Значит, теперь у вас нет претензий ни ко мне, ни к ученику Нанджи?
— Нет, светлейший.
Уолли вложил меч в ножны.
— Я беру назад обвинение в трусости, мастер Бриу. Вызывая на поединок Седьмого, вы продемонстрировали примерное мужество. Когда я увижу вашего наставника, я поздравлю его.
— Спасибо, светлейший, — униженно пробормотал Четвертый.
— А сейчас пора бы вспомнить, что мы — ваши гости, и позволить нам доесть наш завтрак.
Уолли сел и, не обращая больше ни на кого внимания, придвинул к себе тарелку с мясом. Нанджи неохотно сделал то же самое. Товарищ Бриу положил ему руку на плечо, и они отошли в сторону.
Однако для Уолли испытания не закончились. Он знал, что если подопечный меняет наставника, то за этим неизбежно следует вызов, но он был уверен, что этот вызов, как того требует справедливость, должен быть обращен к нему. Воины придерживались другого мнения. Согласно сутрам, принуждение не оправдывает вины, клятва, взятая силой, все равно связывает, и никакая опасность не может служить оправданием, если человек отрекся от своего слова. Итак, они обвиняют Нанджи, а не его. Это немилосердно, но ему бы следовало заранее учесть такую возможность.
Самое трудное — в той темной области, что лежит между Шонсу и Уолли.
«Ты думаешь не так, как Шонсу, и мне это нравится», — сказал бог. Но держа в руке меч, Уолли должен забыть о своем прошлом. Стратегия Уолли, а тактика Шонсу — такая раздвоенность может привести к надоедливым, а возможно, и по-настоящему серьезным проблемам, а в противном случае впереди его еще ждут такие ошибки. Настоящему воину мало владеть мечом, мало знать назубок сотни сутр, надо еще и ориентироваться в существующей здесь системе ценностей.
Повсюду слышался беспокойный шепот. Нанджи разделывался с мясом, грозно уставясь в свою тарелку.
— Что случилось? — спросил его Уолли. По виду Нанджи нельзя было сказать, что этот человек только что избежал серьезной опасности.
— Я не должен был приносить вам этой клятвы, мой повелитель.
— И умереть?
— Да, — горько сказал Нанджи.
— В таком случае, мне не следовало бы убивать тебя, — заметил Уолли и получил в ответ озадаченный взгляд. — Я убиваю только тогда, когда должен убить. — Он надеялся, что лицо его остается спокойным.
— Ну и что бы вы сделали, если бы я отказался? — спросил Нанджи удивленно и слегка возмущенно.
