— Конечно, наставник. — Единственным следом его маскировки было едва заметное маслянистое пятно на носу. В ту ночь в Вэле его лицо тоже было перемазано. — Ты спрашивал госпожу Броту о той сутре?
Ннанджи поколебался, затем с улыбкой повернулся к Броте.
— Можешь объяснить мне сутру тысяча сорок четыре, госпожа?
К счастью, Пятый должен был знать только до девятьсот восемьдесят первой.
— Мне она незнакома, адепт.
— Лорд Шонсу рассказал ее мне. Он говорит, что тоже ее не понимает, но я уверен, что он лишь притворяется. — Его взгляд стал отрешенным, и он процитировал голосом, очень похожим на голос Шонсу: «Об Отсутствии Следов: Лучше дать тупой меч, нежели сутру, тем, кому невозможно помочь».
Брота пожала плечами. Какой-то сухопутный вздор! Как ей добиться хоть слова от Катанджи?
— Не слишком много смысла, не так ли? Как можно дать что-то кому-то, кому невозможно помочь?
Ннанджи хмуро кивнул.
— Я думал, это может означать, что лучше помочь, чем можешь, даже если мало чем можешь помочь, нежели просто давать советы?
— При чем здесь в таком случае следы?
— Ну… даже если не достигнешь ни чести, ни славы?
— А может быть, здесь два смысла, — сказал Катанджи, — и ты можешь выбрать любой, какой захочешь?
— Какой же второй? — осторожно спросил его брат.
Из двери на полубаке выплыла Тана в своем лучшем сатиновом платье и желтых сандалиях. За спиной у нее был меч. Ннанджи непроизвольно посмотрел в ее сторону.
— Пираты не оставляют следов, — пробормотал Катанджи, словно в глубокой задумчивости. — Не как разбойники на суше. А «тупой меч» может означать… рапиру! А свободные не могут помочь морякам…
— Вот оно! — воскликнул Ннанджи. — Правильно! Это означает, что можно учить моряков фехтовать! Спасибо, мальчуган! — Забыв о колдунах, он развернулся и побежал в сторону рубки.
Катанджи смотрел ему вслед, с сожалением качая головой. Потом он улыбнулся Броте.
— Пошли отсюда! — сказал он.
Брота выбрала самую большую гондолу из всех, какие только попались ей на глаза; она уселась лицом к гондольеру, чтобы легче было следить за ним. Это был худой, иссушенный солнцем широкоплечий человек, как раз в том возрасте, когда приходится кормить много ртов. Тана с мальчиком сели впереди него, лицом к ней.
Гондольер оттолкнулся, и лодка заскользила в сторону гавани. Он пропел короткое приветствие, обычную чушь для туристов, а потом спросил:
— Куда, госпожа?
— В город, сделать кое-какие покупки, и привезти их обратно на корабль.
Он сразу же догадался.
— Ковры, — сказал он, и лицо его окаменело. Тана помогла вести переговоры, обольстительно улыбаясь и демонстрируя ему свои формы. В семье все хорошо знали, что Тана всегда поступает так, как сама считает нужным. Гондольер с широко раскрытыми глазами смотрел на нее, на лбу у него выступил пот. Он согласился за значительно меньшую цену, чем потребовал таможенник.
Лодка скользила среди широких полос отражавшегося от воды солнечного света. Вдали виднелись туманные очертания башен.
— Куда? — снова спросил гондольер.
— Куда, новичок? — спросила Брота. Ковровщик наверняка бы подумал, что ему предстоит обставлять казарму, увидев троих воинов.
Катанджи отвел взгляд от величественных кораблей, изящных вельботов и быстроходных лодок. Он с ангельским видом улыбнулся.
— Какова моя доля? — спросил он.
Какое-то время лодка продолжала плыть вперед, и единственным слышимым звуком была музыка и шум порта, доносившиеся из гавани.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Брота, решив, что пяти серебряных будет более чем достаточно.
Он ухмыльнулся.
— Я получаю право выбирать первым, и ты доставляешь меня бесплатно на «Сапфир», и дальше на «Сапфире» куда я захочу, и разгружаешь там мой товар.
Потом он сделал паузу, и лицо его посерьезнело. — И ты обещаешь не говорить ничего Ннанджи. Он говорит, что торговля — недостойное занятие для воинов!
Тана начала хихикать. Брота не знала, злиться ли ей на себя или удивляться поведению мальчишки.
— Мы не позволяем частную торговлю на «Сапфире», — мрачно сказала она.
— Все члены команды знают, что им причитается доля, и если кто-то хочет уйти, он может ее забрать.
— Прости, госпожа, — не слишком почтительно сказал Катанджи, — но я не член команды.
Она сдалась, криво улыбнувшись, сознавая, что Тана получает от этого удовольствие и с радостью расскажет обо всем остальным членам семьи.
— Нет, ты ведь один из людей Богини, не так ли? Ладно, договорились. Но ты тоже никому ничего не рассказывай. И ты, Тана!
Он наклонился и протянул обе руки для рукопожатия, что удивило ее еще больше. Потом он сказал гондольеру, чтобы тот направлялся к Каналу Семи Храмов, и вернулся к созерцанию оживленного порта.
Внезапно Брота вспомнила, что у этого Первого в кошельке по крайней мере пятнадцать золотых. Она думала, что «выбирать первым» означает один ковер. Он бы не посмел… или?
Прежде чем она успела задать вопрос, Тана ее опередила.
— Сколько же ты намерен потратить, торговец? — спросила она.
Катанджи широко улыбнулся, блеснув зубами.
— Шестьдесят четыре золотых, — ответил он.
Книга четвертая
ВОИН ОБРЕТАЕТ АРМИЮ
1
Каср, следующий город после Дри, тоже располагался на правом берегу, в краю воинов. Бог Ветра равнодушно продолжал исполнять свои обязанности, и когда наконец перед ними появился Каср, жарким и безмятежным утром, Уолли уже в достаточной степени пришел в себя для того, чтобы выйти на воздух. В одном лишь килте, он вытянулся на крышке люка, подложив под голову подушку и наслаждаясь солнцем, словно миллионер на собственной яхте. Доски под ним были теплыми, и паруса заполняли собой все небо.
Рядом лежал костыль, который сделал ему моряк Холийи. По другую сторону от него сидела Джия, в моряцкой набедренной повязке и полоске ткани на груди. У рабыни они, конечно, были черными, но подчеркивали ее восхитительную фигуру так, что Уолли счел это вызывающе соблазнительным. Время от времени он сжимал ее руку, или она сжимала его руку, а потом они молча удовлетворенно улыбались друг
