Вопрос вызвал у Домми удивление.
– На рэндорианском. Тайка. На том, на котором он говорил. Он открыл много нового о Неделимом, чего не говорилось в Истинном Учении.
Еще бы! Экзетер наверняка напридумывал много всякого и говорил он, обращаясь телепатически, а не по-рэндориански. Помимо всего прочего, он камня на камне не оставил от учения Службы касательно загробной жизни и сущности Пентатеона. Реформация Неделимого теперь расколота на две враждующие секты.
Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть героем для своего слуги – за исключением, возможно, Эдварда Экзетера. Морковки знали, что апостолы всего лишь люди, религия – религией, а жизнь – жизнью. Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:
– Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?
Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.
– Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера моя была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока слова Освободителя не проникли в мое сердце.
Чего и следовало ожидать. Ох, за многое еще предстоит ответить Экзетеру!
– Отлично, – протянул Джулиан и наконец-то встал. – Мне все ясно, и если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время, это меня не касается. Ты был образцовым слугой, Домми. И незаменимым. Мне будет очень не хватать и тебя и твоей опеки, но я буду держать твое место свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь. И если ты хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я прослежу за тем, чтобы она его получила.
– Вы очень добры, Тайка! – Домми застенчиво положил свою писанину на песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.
Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.
– Тайка?
– Что?
– В какого бога верите вы?
Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во всяком случае, не в Эдварда Экзетера!
– Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. – Он поспешил спастись бегством.
Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала его за руку и притянула к себе.
– Вот ты где! Ты голоден?
– Нет.
Она отодвинулась назад, чтобы заглянуть ему в лицо, и задумчиво протянула: «М-м!»
– Его уже не остановишь, – буркнул он. – Если бы мы только попали сюда на день раньше… но не теперь?
– Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.
– А я не хочу!
– Ну, ну! – Она успокаивала его, как нянька успокаивает капризного ребенка. – Каждый человек имеет право на встречу со своими обвинителями. Ступай и скажи ему все, что ты о нем думаешь. – Она подтолкнула его вперед.
–
Она сжала его руку.
– Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы остановить его. Возможно, Зэц смог бы… но и в этом я теперь не очень уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.
– А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!
Она ущипнула его.
– Прекрати! – Они возвращались к храму, в поле виртуальности. Кожу начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.
– Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?
Она помолчала, прежде чем ответить.
– Он делает кое-что, что я считала прежде невозможным.
– Вроде убийства друзей? Боже! Тебе не кажется, что это немного меняет дело?
– Я не об этом. Он завоевал поддержку Пентатеона или части его, по крайней мере их нейтралитет. Это ведь умный ход, милый! Должно быть, он произвел на них впечатление. Нам известно, что они боятся Зэца, и Экзетеру удалось сыграть на этом.
– Знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого. Пентатеон может решить, что лучше иметь дело с Зэцем, чем с Освободителем, который так обошелся со своими сторонниками.
