Олибино добавил кое-что, о чем Рэп и не подумал.
Тролли и антропофаги слушали, наблюдали и спорили.
«Мы не можем покинуть его». – «Мы не можем спасти его». – «Дварф его схватит». – «Он не может держаться вечно». – «Если мы что-нибудь сделаем, нас обнаружат».
Простые горожане продолжали заниматься своими делами, ни о чем не подозревая, но во всем мире волшебники наверняка слушали противоречащие друг другу призывы и наблюдали за смертельным поединком. Затем Сговор изменил тактику. Воображаемые руки исчезли. Удар волшебной силы обрушился на то место, где только что был чародей. Пешеходы и экипажи сгорели дотла, дома превратились в пылающие развалины.
Комплот застыл в ужасе.
Секунду спустя насмешливый голос донесся из парка около Опалового дворца.
«Все это обещано подлинным императором и смотрителями…»
Земля и деревья вспыхнули, но голос шел уже с моста через Старый канал.
«…и фавном Рэпом, волшебником, который много лет назад отказался стать смотрителем, а теперь возглавляет битву за свободу и справедливость…»
Мост разлетелся в пыль, в воздух взметнулись обгорелые тела людей и лошадей. Обломки и трупы дождем посыпались в воду.
«…битву против всего зла Сговора».
Теперь поединок затронул и обычных людей. Столбы дыма беспорядочно вздымались по всему городу. Комплот наблюдателей с «Неустрашимого» взвыл – тролли от ужаса, антропофаги – от ярости. Внутри этого коллективного сознания Рэп попытался что-то сказать, но его заглушили.
«Братья и сестры!» – прокричал чародей, и полная народа улица, на которой он стоял, была стерта с лица земли.
Чудовищная бойня расшевелила даже троллей. Антропофаги уже давно возбужденно кричали.
«Ждите, когда вас призовут и когда прозвучит труба…»
Замок вспыхнул.
«…свобода и справедливость…»
«Это убийство!» – «Мы должны остановить это безобразие». – «Следующим ударом маньяк уничтожит весь город». – «Быстрый удар прямо сейчас». – «Позвать на помощь всех, кто наблюдает». – «Время еще не пришло». – «Самое время – люди гибнут…»
Жажда крови взяла верх. Ярость Тик Тока и его банды перешла все границы, они собирали ненависть для удара. Даже самые мягкосердечные из троллей хотели по крайней мере поспешить на помощь раненым, а большинство из них, казалось, были готовы присоединиться к каннибалам и сразиться со злобным убийцей. Рэп и сам чувствовал, что теряет самообладание, а его слабый авторитет уже давно исчез. Все волшебники Пандемии, должно быть, наблюдают за развитием событий. Когда еще представится столь подходящий случай бросить призывный клич? Если сейчас прозвучит труба, как только что провозгласил чародей, осмелится ли Сговор на открытое противостояние, не будучи уверен, что перевес в силе на его стороне? Есть ли сейчас хоть какая-то вероятность победить? Силы Сговора огромны.
«Зиниксо, ты сумасшедший, гнусный, кровожадный, презренный, мелкий…»
В этот раз чародей остался на месте. Сговор обрушил на него лавину молний.
Тишина. Клубящийся дым.
Олибино мертв.
Комплот взорвался криками, готовясь к битве. Гнев породил столб пламени.
Внезапный приступ паники овладел Рэпом, он выкрикнул предостережение:
«Драконы! Помните о драконах!»
Драконы?
Пламя утихло.
Рэп открыл глаза. В лучах утреннего солнца «Неустрашимый» безмятежно скользил по волнам Летнего моря. У штурвала стоял доктор Сагорн, невозмутимый и исполненный достоинства, несмотря на потрепанные лохмотья, которые висели на нем. Паруса выгнулись дугой, и за кормой оставался прямой след. Поза доктора красноречиво свидетельствовала о том, что управлять судном – это детские забавы.
Тролли рыдали и стонали. Антропофаги пылали гневом и бормотали проклятия. Вытирая лицо, Рэп произвел беглый подсчет. Никто не исчез! И почувствовав облегчение, он сел.
– Полагаю, все кончено? – спокойно проговорил Сагорн.
– Да. Это был Смотритель Востока, Олибино.
– Я так и понял. Вы все кричали одновременно, но это я уловил. – На губах у старого ученого появилась презрительная улыбка. – Он сделал заявление? Вы объясняли мне эту процедуру на «Белой императрице», если помните.
Рэп кивнул. У него болело все тело, словно его протащили по доскам, а чувствовал он себя так, будто вывалялся в грязи. Он презирал самого себя.
Оглянувшись, он увидел гневные лица антропофагов и пристыженные – троллей.
Грунф скалила зубы, словно радуясь его неудаче. Он олицетворял здравомыслие и, следовательно, был сейчас не в почете.
