в полдень солнце не давало больше ни малейшего тепла. Впереди лежали заснеженные негостеприимные предгорья Исдрутуда, а горная цепь, вздымаясь в отдалении, не сулила надежды на лучшее.
Никто не прокладывал дорог в этой покрытой серыми отложениями местности, и караван повозок рассыпался по окрестностям, так как каждый возница старался найти более ровный путь. Не будучи ни хорошими пешеходами, ни хорошими наездниками, дварфы по преимуществу путешествовали на колесах. Их крепко сбитые повозки, запряженные шестеркой выносливых мулов, могли целый день везти более дюжины вооруженных воинов. Большинство повозок на сей раз были доверху нагружены награбленным добром, но в одной из них ехали пленники.
Закутанная в меха Инос жалась к императору, пытаясь укрыться за ним от ветра. И почему это прославленные двонишские мастера не додумались снабдить повозки навесами от непогоды да еще рессорами из той превосходной стали, которую только они и умели делать? Похоже, дварфы сочли и то и другое излишней роскошью. А потому, когда дварфы перевозили любого недварфа, тот быстро превращался в покрытую синяками отбивную, поджаренную или подмороженную, в зависимости от времени года.
Прямо перед ними, ссутулившись на скамье, дремал возница, который, казалось, непременно должен свалиться на очередной рытвине. Сидя на козлах, повозкой правил Распнекс. Императоры в качестве заслонов от ветра, чародеи – возницы! Мир сошел с ума.
Инос повернула голову, желая убедиться, что Гэт не исчез из поля зрения. Юноша предпочитал идти пешком, она тоже выбрала бы такой вариант, если бы имела сносную пару обуви. Инос увидела сына. Он в отдалении шагал между двумя маленькими подпрыгивающими гоблинами. Охрана против этого не возражала, потому что гоблины были союзниками и в случае чего могли догнать етунского щенка даже на одной ноге.
Колонной номинально командовал сержант Гирфар, однако распоряжения он получал у чародея, причем, кажется, они были исключительно общеполитического, а не волшебного характера. Вот еще один признак ненормального положения в мире – волшебство отныне запрещалось как опасное. Распнекс сбросил с себя обличье Медленного Бегуна. Он отказался использовать свою власть, чтобы спасти Кейди. Где-то теперь ее бедная девочка? Что она делает, видит, переживает, чувствует? Инос вздохнула.
Хлопья снега кружили в воздухе.
– Не стоит печалиться и предаваться тягостным размышлениям, Инос, – сказал Шанди.
Печалиться? Инос сдержала гневное возражение, так как он конечно же был прав. И все-таки она не могла не печалиться о Кейди, зная, что никогда не простит себе случившегося с дочерью, похищенной ордой дикарей.
Мысли о Кейди заполняли кошмарные сновидения Инос, ждали ее при пробуждении и преследовали целыми днями. У нее едва теплилась надежда когда-нибудь снова увидеть своего мужа, но мысль о том, что, встретив его, ей придется рассказать о своей безумной выходке и о потере Кейди, была просто невыносима.
– Нет, – сказала она. – Кто я такая, чтобы спорить с Богами?
Шанди удивленно поднял брови. Ссадины на его лице по большей части уже зажили или скрылись под отросшей бородой. Он был грязен и оборван – позорный вид, непростительный для императора. Впрочем, и она, королева, также не являла собой достойного примера для подражания.
– Почему вы упомянули Богов?
– Когда Рэп беседовал с Богами, те поведали ему, что он должен потерять одного из детей.
Шанди нахмурился, поудобнее устроился на поклаже и поправил свою меховую накидку.
– Вы не говорили мне об этом!
Инос чуть было язвительно не поинтересовалась, почему должна обо всем рассказывать, если он скрывает от нее свои секреты. Но благоразумие одержало верх, и она совладала с раздражением.
– Я просто забыла. Все это обычная божественная неясность. Они ведь не сказали, какого именно ребенка мы должны потерять или каким образом это произойдет. Боги подразумевали, что все эти неприятности случились по вине Рэпа.
– Тут нет его вины, но он ненамеренно оказался их причиной.
– Он не знает, каким образом.
– Теперь знает.
– Вот, и вы тоже мне этого не сказали!
Инос обнаружила, что Шанди очень скрытный человек. Он задает много вопросов, но сам неохотно дает ответы. Император не рассказал ей даже о волшебных свитках. Рассказал Распнекс, за что она очень благодарна чародею – чудесно знать, что совсем недавно, несколько дней назад, Рэп пребывал в добром здравии. Шанди же, по всей видимости, не считал ее достойной такой информации. За целую неделю Инос так и не преодолела его замкнутости, и он по-прежнему отказывался прямо сказать, куда направился Рэп. Возможно, у него были на то свои причины, но все же неизвестность ее мучила.
– Простите, – буркнул Шанди. – Чародей объяснил нам все той ночью в Хабе. Прежде имелись неограниченные волшебные запасы, а Рэп каким-то образом перекрыл к ним доступ. Видимо, он думал, что совершает благой поступок, но чародеи лишились возможности противостоять Сговору Зиниксо. Что-то у Рэпа произошло в Фаэрии, я не знаю подробностей, а вы?
Инос отрицательно покачала головой:
– Он не любил говорить о волшебных делах.
Несколько минут оба молчали. Повозка раскачивалась и скрипела на булыжниках и ледяных ухабах. Им еще повезло – эта нагружена военными шатрами и тюками кож. В связи с весьма оригинальными взглядами дварфов насчет захвата добычи несколько повозок везли золотые и серебряные вещи, которые так стучали и грохотали, что по соседству с ними невозможно было находиться. Другие транспортные средства загрузили канатами, холстами, квасцами и глиняными формами для литья. При сходных обстоятельствах етуны предпочли бы пряности, красители, произведения искусства и изящные изделия, но дварфы презрительно отвергали подобные непрактичность и тщеславие.
– Но послание Богов – это интересно, – продолжил император. – Они сказали, что Рэп должен потерять
