Тиваникси прошел в юго-западный угол, быстрыми взглядами показывая Уолли двери в каждом углу огромного прямоугольника. По форме окон тот понял, что каждая ведет на лестницу. Простой, хороший архитектурный план, насмешливо подумал Уолли, ничего такого, что могло бы запутать воинов.
Лестница поднималась все выше и выше, края ступеней были стоптаны сапогами нескольких поколений. Везде сидели и стояли воины, было шумно, пахло человеческими телами. Но как только приближались двое Седьмых, голоса стихали. Чем выше, тем прохладнее и чище становился воздух. Наконец они забрались наверх и остановились, оценивая, кто больше запыхался.
— Попробуем сдвинуть стол? — предложил кастелян.
Здесь была одна-единственная дверь, которую подпирал гигантский железный стол о шести, а не о четырех ножках.
— Одной рукой, — легко отозвался Уолли.
Но двум сильным мужчинам оказалось довольно тяжело сдвинуть этого монстра, не повредив ноги и другие жизненно важные для воинов части тела. Пол вокруг был заметно выщерблен и покорежен, Уолли заметил несколько каменных заплат. Посещать музей можно было только в компании двух-трех крепких мужчин. Мир не знал замков.
Массивная дверь распахнулась с мучительным скрежетом. Воины вошли в длинную галерею, пахнущую мышами, плесенью и древностью. С одной стороны были заросшие пылью окна, с другой — панели, увешанные сотнями ржавых мечей. Пол был скользок от грязи и плесени. Вдоль стен стояли столы, заваленные безымянными реликвиями, над головой висели изъеденные молью знамена, от старости потерявшие свои цвета — теперь они все были окрашены в одинаковый серый. Даже воздух здесь казался древним. Одно из окон протяжно поскрипывало на ветру.
Уолли содрогнулся, переступив вслед за Тиваникси порог этой мертвой комнаты. Кастелян остановился и снял обломок меча со стены.
— Рубин, — сказал он. — Пятый. Как говорят.
Он положил его бережно на ближайший стол, предварительно смахнув им же кучу тряпья на пол. Тучи пыли поднялись в воздух. Уолли положил рядом седьмой меч.
Тиваникси стал их сравнивать. Уолли, оставив его за этим занятием, принялся разгуливать по комнате из конца в конец. Он никогда не видел помещения, действовавшего на него более подавляюще; вот все, что осталось от молодых, сильных, доблестных людей, чьи имена потомки уже и не помнят. Возвеличенные килты когда-нибудь будут принесены сюда, наверное, с помпезной церемонией и пустыми словами. Мыши проедят их, и станет еще одной кучей тряпья больше.
Он повернулся, чтобы разглядеть ржавые мечи на стене. Они были всевозможного фасона и качества. Среди них попадалось много длинных. Может, народ Мира раньше был крупнее. Скорее нет, боеспособные мечи стали делать короче.
Он вернулся к Тиваникси, который счистил точильным камнем ржавчину с обломка и теперь разглядывал клинок. Рукоятки у него не было. Выплыло почти неопределенное воспоминание… Казалось — это единственный проблеск личной памяти Шонсу: половина меча без рукоятки и опознавательных знаков. Никаких опознавательных знаков… как и на всем в этой угнетающей комнате.
Сравнить мечи было нетрудно. Воины, сражающиеся с чудовищами, — на одной стороне и девы, играющие с ними, — на другой. Разными были сюжеты, да и позы не повторялись в точности, но мастерство спутать с другим было невозможно.
— Я убедился, — сказал наконец Тиваникси, все еще не отрывая взгляда от мечей.
Потом он поднял седьмой и проверил его балансировку и гибкость. Вернул меч Уолли, наградив его пристальным взглядом.
— Слишком длинен для меня, — сказал он.
— Но не для нашего костлявого друга.
Тиваникси покачал головой, потом снова перегнулся через стол и продел руки через свою кобальтовую перевязь.
— Ты никогда не был в этой комнате, милорд?
— Нет.
— И ты не знаешь Доа?
— Кто это?
Кастелян вздрогнул:
— Менестрель… Шонсу должен бы знать Доа.
Уолли не выдержал, хотя, возможно, он уже решился на это раньше.
— Я — Шонсу и я — не Шонсу, — сказал он. — Сейчас я расскажу тебе, а ты потом сам решай, послан я Богиней или колдунами.
Тиваникси кивнул. Он был храбрым человеком, если остался один на один с человеком, который мог оказаться колдуном. Взгляд его напрягся.
И Уолли рассказал ему всю историю Уолли Смита и Шонсу, и это заняло много-много времени. Кастелян слушал в полной тишине, не сводя глаз с лица рассказчика. Уолли тоже, в свою очередь, следил за его реакцией. Да, это был необычно интеллигентный воин — не твердолобый бык, хладнокровный убийца, как Шонсу, и даже не тупоголовый пижон Полини. Была надежда, что с этим человеком можно было бы сотрудничать… но смог ли он поверить?
Когда он кончил, Тиваникси спросил:
— И единственный свидетель всему этому меч?
— Есть еще жрец, — ответил Уолли, — Седьмой из Ханна.
Даже в таком Мире, где люди не всегда знали название ближайшего города — так как они могли поменяться местами, — любой слышал о Ханне. Ханн здесь был Римом, Меккой, Иерусалимом.
— И еще мои родительские метки. Не знаю, какие были у Шонсу, но, наверное, не такие.
Кастелян подошел к нему, потом снял свою заколку, сдерживающую волосы. Уолли в недоумении уставился на него, спешно роясь в памяти Шонсу, чтобы понять смысл этого ритуала.
Распустил волосы! Потом он попытался использовать знания двух миров. Дословный перевод одних понятий в другие ничего не давал — перед ним стоял красивый мужчина в кожаной перевязи, распустивший по плечам волосы цвета старого золота. Распустивший волосы! Это значило, что он не будет драться с ним на поединке, что он верит в его честность.
Не меняя выражения лица, Уолли снял свой сапфир, и его черные волосы рассыпались, обрамляя лицо.
— Так случилось, что я знаю родительские метки Шонсу, — сказал Тиваникси. — Ты… он… оставил здесь нескольких молодых. Первого и пару Вторых. Один из них подавал сегодня шпаги, но ты не узнал его. — Он поколебался. — Они рассказывают шутку — оба родителя Шонсу были мужчинами. Так говорили, потому что на обоих веках у него были мечи.
— Говорили за его спиной? — хохотнул Уолли.
— Думаю, далеко за его спиной, — улыбнулся кастелян.
Это могло служить проверкой — перед ним стоял не Шонсу.
— Я признаю, что твой меч — седьмой меч Чиоксина, милорд. Но его никто не носил семь сотен лет. Никто не знал, где он был. Ни одна королевская семья не могла бы хранить тайну так долго… но вот храм мог. Он отдал его Богине…
— Говори!
— Ты мог бы получить его в храме Ханна.
— Я не получил его там. Спроси у жреца.
Тиваникси принялся расхаживать по комнате, эхо его шагов распугивало мышей, сапоги поднимали тучи пыли.
Все еще расхаживая, он сказал:
— Я чуть было не обвинил тебя. Твое фехтование заставило меня усомниться. Если бы колдуны сделали такого человека, как ты, мы все давно были бы уже мертвы. Меч запутал меня окончательно. Твои рассказы о колдунах лишили меня уверенности. Если ты и вправду разведал левый берег, то мне стыдно, что я созвал сбор, не зная, что смогу противопоставить колдунам. Нам нужно твое руководство!
