неискушенному юнцу комнаты Краснегарского замка! Как неуютно чувствовал он себя среди пышных фолиантов, огромных мягких кресел и каминов с пылающим торфом в разгар солнечного дня. Каким неловким и лишним казался он себе в чуждой ему роскоши!
Теперь «роскошь» далекого замка представилась ему в ее истинном свете — грубой и примитивной. Да и гордый Холиндарн превратился в того, кем в действительности был — в независимого и довольно богатого землевладельца, властителя королевства площадью меньше, чем Опаловый дворец на центральном холме Хаба. Однако человек он был неплохой, можно сказать, лучший из тех, кого Рэпу довелось повстречать в своих долгих странствиях. И впрямь, не многие жители Пандемии чего-то стоили: Гатмор, верный, хоть и резкий; обитатели Дартинга. Но среди вожаков или дворян достойных людей можно было пересчитать по пальцам: леди Оотиана из Феерии; Ишист, неряшливый грязнуля, колдун-гном; и, безусловно, сестра Холиндарна. Возможно, император Эмшандар тоже докажет свою полезность, но результат Рэп уже не увидит.
Оказавшись в своих апартаментах, Эмшандар почувствовал себя в полной безопасности. Первое, что он сделал, — это вызвал тех гвардейцев, которых знал лично и которым поэтому доверял. Обеспечив надежную охрану, император потребовал теплую ванну.
Убедившись, что монарх занят надолго, Рэп попросил Шанди показать ему дворец. Но добравшись до конюшен, оба так и застряли, обнаружив общий интерес к лошадям. Так что вычурные красоты внутренних помещений дворца, его сады и даже архитектурные ансамбли остались в забвении до лучших времен.
Ближе к вечеру они вернулись в императорские покои, где суетились сбившиеся с ног слуги, одевая и причесывая костлявого старика. Пока ему выбривали ритуальную тонзуру, Эмшандар капризно требовал призвать пред его очи то одного, то другого вассала и сильно раздражался, убеждаясь в отсутствии оных. По-прежнему высокий, когда-то мощный властитель огромного государства, которым безраздельно правил долгих тридцать лет, наверняка великий воин в юности, сейчас ослабленный продолжительной болезнью до такой степени, что едва мог стоять на ногах без посторонней помощи... император гневался на любой пустяк. Это было неудивительно, но весьма неприятно. Возможно, мгновенное исцеление его болезни оказалось сомнительным милосердием.
Наконец трое слуг старательно запеленали императора в длиннющий кусок мягкой пурпурной ткани, которой хватило бы на добрый парус для «Танцора гроз». К счастью для усохших мослов старика, эта безразмерная одежда в любом случае была впору. Вряд ли болтающийся камзол или спадающие штаны подчеркнули бы достоинство гордого монарха. Другое дело тога. Но на взгляд Рэпа, тога являлась глупейшей одеждой из всех, какие он когда-либо видел.
Рэп уютно устроился, развалясь в мягком кресле в уголке огромной императорской спальни. Прикрыв глаза, словно подремывая, он с любопытством наблюдал спектакль с облачением императора к торжественному выходу. Забавнее всего было то, что теперь его мало трогали вещи, некогда поражавшие до глубины души, — ни бесценные гобелены и картины, ни помпезно пышная парча. Разве только воспоминание о камине Холиндарна доставляло радость.
Знание близости собственного конца, безусловно, помогало гасить любые эмоции. Предчувствие душило Рэпа, с каждым часом все труднее становилось перебарывать ужас. Неведомый кошмар готовился поглотить его, и не было от этого спасения. Рэп не мог не думать о бегстве. Представлял себя и на Драконьем полуострове, и в Краснегаре, но опасность не отодвигалась. Наименее болезненным было покориться судьбе, и Рэп приготовился принять события такими, какими они будут.
Внешне Рэп выглядел спокойным. Но под этой маской равнодушия он весь измаялся. То ли с недосыпу, то ли от долгих волнений, но гнев продолжал бурлить в нем, угрожая — выплеснуться наружу всякий раз, когда он погружался в воспоминания — о Хранителях, о бессмысленном убийстве Гатмора, о жестоком обращении с маленьким Шанди...
Мальчик забрался на огромную дедушкину постель с балдахином, поддерживаемым четырьмя столбиками, уместившись на ней поперек, и время от времени огорошивал то деда, то колдуна неожиданными вопросами. Пренебрежительно проигнорировав Протокол ради волшебных исцелений, Рэп в глазах мальчика превратился в великого героя. И хоть героем он себя не чувствовал, переубеждать Шанди фавн не собирался, потому что прекрасно знал, как маленькие мальчики — особенно те, кто не имеют отца, — нуждаются в мужчине, доблесть которого они стремятся превзойти.
«Бедный Шанди, бедный Гатмор. Бедная Инос, — вздыхал про себя Рэп. — Гатмор! Ну почему я не заставил тебя остаться у моря?»
Вчера, примерно в это время, Рэп и Дарад отдавали дань уважения покойному, провожая друга в последний путь. Это была грустная и глубоко личная церемония, но все пять компаньонов поочередно пришли проститься с моряком. Даже Андор выразил искреннее сожаление по случаю его безвременной кончины. Сагорн ударился в философствование; Тинал просто всплакнул; Джалон же спел щемящую душу прощальную песнь моряку. И немудреные слова, и мелодия эта эхом будут звучать в сердце Рэпа до того дня, когда...
«Не думать об этом! И об Инос тоже не думать!» — оборвал себя Рэп.
— Дедушка, — прошептал Шанди, искоса поглядывая на Рэпа и, видимо, полагая, что колдун спит.
— Угу? — откликнулся старый император, внимательно рассматривая в зеркало, которое держал трепещущий слуга, свои зубы.
— Дедушка... Фавны хорошие, правда?
— О да, — поддакнул Эмшандар, вряд ли толком расслышав, о чем спрашивал внук. — Пожалуй, так сойдет. Мои сандалии, живо! Что? Фавны? Конечно, они хорошие. Почему нет?
— Ну... мама говорит, что импы хорошие, а джотунны — кровожадные твари, потом, карлики — грязные вонючки, ну, гоблины — жестокие злодеи. Торог же уверяет, что эльфы очень хорошие. А фавны тоже хорошие, правда?
После такой тирады дедушка даже о сандалиях забыл. Он развернулся лицом к внуку, хмурый как туча:
— Кто такой Торог? Впрочем, не важно. Вижу, твоя мать забивает тебе голову глупыми бреднями. Мастер Рэп, расскажи ему о фавнах.
Шанди вздрогнул и обеспокоенно воззрился на Рэпа.
— Мои знания о фавнах невелики, — произнес Рэп, пожимая плечами — Я вырос вдали от их земель. Мой отец — джотунн, хотя мать была фавном.
— О! Мне очень жаль. Я хочу сказать, что сожалею, что заговорил об этом...
— Все в порядке, Шанди, — заверил принца Рэп. — Знаешь, я встречал джотуннов, которых иначе как тварями и не назовешь. Вспомни Калкора, которого я сегодня убил. Конечно, ничего хорошего в том, чтобы лишать человека жизни, нет, но пират был из тех, кто вполне заслужил свою участь. Но также я знавал отличных джотуннов. А один из лучших людей, с каким мне довелось встречаться, был гном. Согласен, попахивает от него не слишком-то приятно, но он нежный и любящий отец и очень могущественный колдун. Что касается импов... Итбен — имп, не так ли?
— Э... да, — с запинкой промолвил Шанди.
Мальчик признавал Итбена в некотором роде импом. Непонятно только, откуда он знал?
— Шанди, импы тоже разные: бывают хорошие, а бывают плохие. Надеюсь, ты понял, что джотунны очень разные. То же самое можно сказать относительно всех людей. Некоторые служат Добру, а некоторые, я боюсь, — Злу. Дорога жизни длинна, и, идя по ней, мы должны стараться избегать плохого и стремиться к лучшему, на что способны. Поверь мне, большинство из нас вполне могут быть хорошими.
Шанди слушал Рэпа разинув рот, а под конец торжественно кивнул.
Шанди уже блаженно посапывал — маленький кукленок на широченной кровати, — когда Эмшандар отпустил слуг, предварительно приказав зажечь лампы и принести вина. Беспокоясь о старике, Рэп коснулся его ауры.
— Довольно, карлов сын! Оставь меня в покое! — разгневался старик, ощутив усилия Рэпа. Затем он устыдился своей вспышки. — Прости, колдун, разумом я понимаю, что ты желал мне блага. Но... — он стоял, глядя на спящего мальчика, и на его лице, обтянутом иссохшей пергаментной кожей, мелькнула исчезла тревожная улыбка, — если бы не он, пожалуй, я вопросил бы тебя вернуть меня в прежнее состояние. Однако, если возможно, я бы хотел передать этому малышу его наследство в целости и сохранности.
Возможно, император улыбался, но это скорее был оскал состарившегося волкодава, слишком
