Айронхолле Аркелл уцелел во многих передрягах, не таких, как эта.
Он вышел на свет и остановился, вытер лоб и проклял «свежий воздух» Звонограда. Клинок все еще мог слышать и чувствовать, что происходит внутри, но участвовать не мог. Это сможет или не сможет помочь. Просто то, что скиррианские чародеи могли вызывать духов, еще не значит, что духи сделают то, что им скажут.
– Чувствительный?
Аркелл оказался около стрельцов. Человек, который говорил, был сам Вяземский, Спешившись, он оказался неожиданно высоким.
– Очень.
– Я тоже.
Неприятная усмешка промелькнула в его спутанной бороде, на искалеченный нос лучше было не смотреть. Его оруженосцы фыркнули от смеха. Один сказал:
– Чувствительный, как ребенок на сосок.
– Никогда не слышал, что чувствительный значит изнеженный, – заметил Аркелл, допуская, что такие головорезы могут перерезать им горло до того, как Клинки узнают, чувствительны ли те к лезвиям.
– Ты один из Клинков, – спросил Вяземский, – заклятый верностью?
– Точно.
– Не хочешь показать нам какие-нибудь причудливые упражнения с мечом?
– Нет. Я не ярмарочный акробат.
Вяземский пристально смотрел на него несколько минут с очевидным презрением, и все его люди улыбались, с радостью ожидая начала. Аркелл пожелал вырасти монстром с черной бородой, как Оук, чтобы никто не мог назвать его малышом, повесившим меч с неправильной стороны.
– Полагаю, мне следует приказать Саше немного порезать тебя?
Саша с яростной радостью послушался, Это был долговязый юнец в латах и шлеме, с изогнутой саблей на левом бедре.
– Я сказал вам, что не буду играть вигры. Если он спровоцирует меня, я покалечу или убью его.
У Аркелла дело никогда не расходилось со словом, потому что это входило в его обязанности. Но отказ Клинка вызвал, естественно, насмешки и издевки.
Вяземский не присоединился к ним.
– Саша?
– Да, воевода?
– Лошади хотят пить, Отведи их с ребятами вниз к реке. А мы с чужеземцем останемся здесь.
Стрельцы нахмурились, но возражать не стали, отстегнули поводья, стягивающие подпруги, и двинулись. Аркелл наблюдал, как они вывели коней с площади, и вдруг разозлился. Возможно, он испугался спиритуализма больше, чем ему казалось, – по коже бегали мурашки и все внутренности сжались.
Юноша оказался один с ужасным Вяземским. Нос этого человека не отрезан, он словно сгнил. Было тяжело смотреть ему в глаза, и воевода знал это.
– Вы хорошо выдрессировали своих людей, воевода. А убивают и насилуют они тоже потому, что вы приказываете им?
Чудовище, казалось, больше развеселилось, чем разозлилось.
– Иногда, но в основном по воле высших духов. Хочу заключить с тобой сделку, Клинок.
– Сомневаюсь, но попытайтесь.
– Хаклют рассказал мне о вашей церемонии Уз. У нас в Скиррии такого нет. Хочу, чтобы ты помалкивал об этом – ты и все остальные, включая толстого старика, которого вы охраняете.
Аркелл рассмеялся.
– Вы не хотите, чтобы царь протыкал саблей ваши сердца?
Предводитель головорезов злобно усмехнулся:
– На первый раз прощаю такому сладкому малышу, как ты. Это все, что мне надо, а в ответ я могу быть хорошим другом.
– Я сказал, что не буду развлекать вас фокусами, воевода, и мы не будем больше хвалиться удалью.
В Шивиале Клинкам не нужно было завоевывать репутацию, но здесь о них никто не знал.
– Я говорю не об этом. Меня не волнует, насколько ты хорош со своим мечом, потому что у меня есть по тысяче людей на каждого такого, как ты. Эти твои Узы – я не хочу говорить об этом.
Аркелл быстро все просчитал и решил, что не будет ничего предпринимать, прежде чем согласится. Просьба Вяземского так проста, но из нее многое можно понять.
– Если Хаклют уже рассказал вам, тогда не стоит гнать лошадей и надеяться, что царь еще не знает. Все рыцари и герольды, и слуги, которые едут с нами, знают, как становятся Клинками, Закрыть рты им всем будет сложно, особенно если мы должны добраться до Кинска до весны, я могу обещать попробовать только очень хорошему другу.
– Ты хочешь уехать завтра?