Утраченный идеал

продолжала настаивать на своем:

– Вы бы не позволили никому другому такое… Нет, неправда. За исключением стрельцов, конечно.

– Да, стрельцы! – повторил Игорь, шагнув вперед и оказавшись нос к носу с ней. – Стрельцы! – От него разило вином. – Ты знаешь, почему я люблю стрельцов, жена?! Знаешь, почему я позволяю им изнасилования и грабежи и все, что они хотят? И никогда не наказываю их?

– Нет, государь. Но очень хочу узнать. – Она уже не владела собой. Каждую минуту царь мог ударить ее.

– Потому что это заставляет их быть верными! Верными мне! Без моего вооруженного покровительства их разорвут на кусочки, всех. Что могут князья и бояре и другие предатели предложить им взамен? – Он брызгал слюной, но Софья была уверена, что его ярость показная, – Только мои собаки более верны мне, чем Собачьи головы.

Федор должен быть обезглавлен, и ее не волнует, как она этого добьется.

– Стрельцы тоже были с Федором. Игорь отдернулся назад, словно от удара.

– Нет!

– Так говорят свидетели! Он крикнул на Ташу:

– Ты лжешь!

Софья удержала сестру, не давая ей упасть.

– Нет, государь. Три стрельца.

– Кто? Их имена? – Он откинулся на кресло, бормоча; – Никогда не думал, что такое может быть. Я выясню.

Софья отодвинула нож.

– Государь, будьте осторожны!

Игорь взглянул на нее ошеломленно. Он мог изнасиловать или убить в ярости, но заговор был для него недоступен.

– Нет! – пробормотал он. – Не Федор. Он не мог. Изгнать стрельцов?

– Почему он не мог? Что еще он сделает, прежде чем его остановят? Убить? Он может и это. Замучить в пытках. Изнасиловать? Не сомневайтесь. Это не первый раз, ваше Величество! Царевич досаждал даже моим фрейлинам – княгине Агнии, княгине Кетеван, – он изнасиловал их прямо здесь, в царском…

С испугом Софья поняла, что повысила голос на царя, Она стояла, почти потрясая кулаком перед его носом, и сейчас его гнев уже был настоящим. Ей вспомнились намеки, что третья жена кричала на него, поэтому Та, Кого Нельзя Называть, так внезапно исчезла.

– Кетеван? – ухмыльнулся Игорь. – Девочка Булата? Да, мы посмеялись над ней. Это покажет слизнякам-предателям, что случается с теми, кто выступает против меня. Надеюсь, Федор сделал ей ребенка. Клянусь звездами, ее отец узнает об этом!

– Не они ли говорят, что ни одна девушка не будет в безопасности от царевича и…

Софья почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.

– И что? – вкрадчиво спросил Игорь, мурлыкая, как кот.

И ни один юноша не защищен от царя. Это было его второе оружие против князей – полуночные нападения на деревни, разрешение Федору насиловать их дочерей и совращать сыновей. Все знали об этом, но никто не говорил вслух. Назови его тираном, садистом, убийцей, насильником – он улыбается; люди, казалось, даже восхищаются его зверствами, демонстрирующими силу и власть самодержца. Но желать мужчин – это проявление женоподобия, слабости, и малейшие намеки на это могли привести говорящего к немедленной смерти. Софья довольно долго не знала, кто были ее предшественники в царской кровати.

А сейчас она почти произнесла запрещенное.

– И что? – повторил Игорь, поднимаясь.

– И это неправильно, государь! Федор позорит вас. Но теперь простите, моя сестра без сил. Позвольте ей остаться, здесь безопаснее. А потом вы сможете показать мне, как соскучились, потому что я – очень.

Сердце царицы бешено колотилось в ожидании ответа, пока Игорь наконец не улыбнулся. Она не могла прочитать, что скрывалось за его улыбкой. Он мог восхищаться ее поведением или раздумывать, как ее наказать.

– Очень хорошо. Приятных сновидений, принцесса. Жена, зайди, когда закончишь. Но поторопись, потому что я весь горю.

Он прошел к угловой двери, потом повернулся:

– А, мои любимцы! Пойдем, Яков! Пойдем, Василий! Чудовища вскочили и побежали за ним, поскуливая о своей жизни. Тот, кого звали Василием, закрыл собой почти весь дверной проем.

С колотящимся, словно после бала, сердцем Софья прошла к мужу и заперла дверь. Его спальня была меньше, чем ее, и вся провоняла псиной, хотя собак выгоняли в переднюю. Одежда царя в беспорядке валялась на полу. Он, обнаженный, сидел на кровати, отхлебывая из бутылки вино при свете тысячи свечей, которые горели весь день. Он смотрел, как Софья снимает мантию, садится на кровать рядом с ним. Потом бросил пустую бутылку, лег, повернулся к ней.

– Так ты хочешь ребенка?

– Очень, ваше величество.

– Ты дура. Произведешь на свет другого царевича или царевну, и что случится после моей смерти? Или