Три действия по четырем картинам

НИКОЛАЙ. Я не знаю.

СОНЯ. Аркадий Андреевич говорил, что вы пишите. Неужели вас не беспокоит тотальная деградация русской литературы? 

НИКОЛАЙ. Какая деградация?

СОНЯ. Тотальная. (Внезапно делает большие глаза.) Как вы не читали последнее произведение Толстого?

НИКОЛАЙ (несколько раздраженно). Нет.

СОНЯ (возмущенно). Оно называется Филиппок! И это после «Войны и мира!».

НИКОЛАЙ. Для меня Толстой всегда был скучен.

АРКАДИЙ. Соня, оставьте его в покое. У Николая сейчас свой внутренний кризис, но смею заверить вас господа, он с нами. У этого тихони огромный потенциал. Давайте лучше перейдем к практической части. Петя, расскажите, что удалось вашей группе…

Крепко сбитый веснушчатый Петя с готовностью встает.

ПЕТЯ. Девятого июля мы собрались напротив Мариинского театра. Перед акцией мы заплатили жандарму, чтобы он нас не сразу арестовал…

АРКАДИЙ. Разумно.

ПЕТЯ. Была показана партия феи Драже из «Щелкунчика». Никольский танцевал голый и сейчас лежит с крупозным воспалением. Публики было человек тридцать, пригласили четырех критиков, думаю, будет скандал.

АРКАДИЙ. Ну, что же. Неплохо. Только я бы добавил некоторой… э… брутальности.

ПЕТЯ. Это в смысле всем раздеться?

АРКАДИЙ. Было бы неплохо. Сергей вы чем похвалитесь? 

Тонкий черноволосый Сергей встает и только теперь в свете оконца видна длинная царапина, пересекающая его лоб по диагонали.

СЕРГЕЙ. Двенадцатого числа мы провели избиение всех кураторов и владельцев художественных галерей. В общей сложности сломано пятнадцать ребер, три руки, а меценату Чапыгину проломан череп. Среди наших потерь: перебит нос у Тимофеева и Варе Шаховой выдрали клок волос. Через месяц планируем взяться за библиотекарей. Мы заставим их думать.

АРКАДИЙ. Вот это здорово, вот это по – нашему! Жалко Иван не с нами, а то порадовался бы за молодежь. Ну что господа, в этот раз я вами доволен. Соня, зайдите к Балясину, пусть напишет что-нибудь про все это. Так, что еще? А… Надо восстановить связь с кронштадской группой, Костя займитесь этим. (Аркадий достает несколько купюр, протягивает Косте.) Вот вам на представительские… и это голубчик…

КОСТЯ. Что, Аркадий Андреевич?

АРКАДИЙ (строго). Никаких заездов в Гатчину, никаких блядей. За каждую копейку отчитаетесь.

Костя, покраснев, кивает.

АРКАДИЙ (встает, одергивает сюртук). Еще раз повторяю для всех – акции проводятся в трезвом виде. Разгильдяев среди нас нет. Понятно? На этом, закончим‚ в следующий раз собираемся здесь же. Давайте прощаться.

Все встают, пожимают друг другу руки.

ПЕТР (Николаю). Спасибо за гостеприимство.

НИКОЛАЙ (машет рукой). Да ладно.

Николай провожает их до порога и закрывает за ними дверь. Аркадий к столу наливает себе полную рюмку, махом опрокидывает ее, отламывает кусочек хлеба и сосредоточенно жует, уставясь в окно.

АРКАДИЙ (после некоторой паузы). Славные ребята…

НИКОЛАЙ. Прежде чем приглашать их сюда, мог бы поинтересоваться моим мнением.

АРКАДИЙ. Извини брат. Живешь удобно – центр… Я бы у себя, их собирал, но ты ведь знаешь Владимира, ревнивец похлеще Отелло. Придет кто-нибудь по делу, а потом ходи месяц в не глаженых сорочках. Но обещаю тебе это в последний раз.

НИКОЛАЙ. Надеюсь.

АРКАДИЙ. Неужели тебя не трогает их молодость, азарт? Ты же ненамного старше их… Да и это… по- моему, ты понравился Нине.

НИКОЛАЙ. Вот этой что ли? Вобла богемная…

АРКАДИЙ (усмехаясь). Вобла, говоришь? Когда мы снимали студию на Гороховой, с деньгами было совсем плохо. Нина вечером выходила на проспект и продавала себя, приносила хлеб, краски, молоко. Так-то брат.

НИКОЛАЙ. А я пишу для «Русского обозрения».

АРКАДИЙ. Хорошо надо сказать пишешь. Я читал твою последнюю статью про финансирование приютов. Смело.

НИКОЛАЙ (машет рукой). А брось.