Последний народный артист СССР
Очень интересная была история с присвоением мне звания «Народный артист СССР».
Мы со Спиваковым были в одном указе, говорят, в последнем. Очень смешная история вышла. Мне позвонили из приемной президента и сказали: Лев Константинович, вот такого числа Михаил Сергеевич Горбачев будет вам вручать звание «Народного артиста Советского Союза». Я говорю: сейчас я посмотрю, ладно? Открыл свою книжечку, посмотрел и вижу, что у меня съемка. «Извините, ради Бога, у меня съемка в кино». – «Вы нас плохо понимаете, что ли?» – «Нет, нет, я очень хорошо понимаю, но у меня съемка». – «Странно». И повесили трубку.
Прошел месяц. Через месяц опять звонок: Лев Константинович, Президент Советского Союза Михаил Сергеевич Горбачев такого вот числа будет вам вручать звание. Я говорю: можно я посмотрю? Знаете что, я занят в этот день, у меня спектакль и еще к тому же выездной. – «Вы наверное плохо нас понимаете?» – «Нет, нет, очень хорошо».
И прошло полтора года. И позвонил мне не кто-нибудь, а Коля Губенко и говорит: Лева, будь ты неладен, я министр культуры, чтобы ты в понедельник или там в воскресенье явился ко мне, мы с тобой соседи по улице. Убью, если тебя встречу. Я говорю: хорошо. Пришел, и когда он протянул мне папку эту синюю, и сказал: вот я вручаю звание Народного артиста СССР Льву Константиновичу Дурову. Я взял эту папку и у меня во что-то мягкое провалились пальцы, и он так взял и дунул, и мне в грудь пыль, я весь стал серого цвета. Оказалось, она полтора года пролежала, моя папка. Так и не получил из рук Михаила Сергеевича. И пусть Михаил Сергеевич на меня не обижается.
Вдруг металлурги обидятся?
Как-то в разгар перестройки я предложил Михаилу Ульянову, который был в ту пору председателем Союза театральных деятелей, поставить вопрос о том, чтобы отменить звания заслуженных и народных артистов. Ульянов вошел с этим предложением в правительство. Там его внимательно выслушали и… схватились за голову: «Да вы представляете, что будет?! Ведь тогда придется отменять звания врачам, металлургам, строителям». Так и остались на весь мир две страны, где артистам присваивают почетные звания – Советский Союз и Болгария. Правда, после развала Союза таких стран, наверное, уже больше.
Янки, гоу хоум!
Миша Вострышев, мой знакомый литератор, чистая душа, всегда был очень восприимчив к человеческим страданиям. И когда американцы стали бомбить Югославию, он вместе с другими москвичами направился к американскому посольству, чтобы в знак протеста забросать его гнилыми фруктами и тухлыми яйцами. Но поскольку гнилых фруктов и тухлых яиц в продаже не было, а все свежее стоило дорого, он долго боролся с искушением: а не лучше ли выпить на последние деньги пива. Но чувство солидарности с братьями-славянами взяло верх, и он разорился на десяток мелких яиц. У посольства он остановился, чтобы оглядеться и покурить. А пакет с яйцами положил на бетонную тумбу. Подошел мужик и стал алчно коситься на этот пакет и дергать кадыком.
– Братьев-славян уважаешь? – наконец спросил он.
– Уважаю.
– А я, между прочим, тоже славянин.
– И что? – не понял Миша.
– А то, что я второй день только овсянку жру, да и та кончается.
Миша понял намек мужика и все же спросил:
– И что ты предлагаешь?
– Давай устроим бартер.
Тут Миша вообще ничего не понял.
– Как это? – спросил он.
– А так. Я вижу, ты простуженный. Так вот, ты даешь мне яйца, а я за тебя орать буду. А когда я голодный и злой, голос у меня – не приведи Господь!
– Ори, – согласился Миша.
– Да-а-алой! – заорал мужик так, что Миша понял – он не прогадал. – Па-а-азоррр! Го у хо-о-ом!
Как я себя увековечил
Однажды меня пригласили в «винный тур». Это вовсе не 10-дневное пьянство. Мы ездили по шато – огромным замкам, которые живут за счет виноградников и изготовления вина. Там нас принимали хозяева и была дегустация их вин. Если бы это происходило у нас, то был бы скандал на скандале, потому что вино они сплевывают. Полощут им горло, ощущая аромат вина. А рядом стоит бочка с опилками или песком, и все сплевывают вино туда. Очень жалко было выплевывать! Я старался делать это как можно меньше… Но так как мы объезжали каждый день иногда по 2–3 шато, я понял, что сплевывать все же надо… Но это очень вкусно – я впервые попробовал настоящие сухие вина. Это особая культура, это замечательно. Но я и тут себе не отказал в валянии дурака. Там подвалы-хранилища иногда на десятки километров протяженностью, все наполнены бутылками с вином. И все покрыто плесенью, стены почти черные. Когда мы там шли, я отстал от группы, быстро достал из кармана монетку и, как это принято у нас в России, написал на темной стенке английскими буквами «Лев Дуров». После этого я сказал: «Подождите, ребята! По-моему, у меня галлюцинации! Посмотрите, что там за углом на стенке написано?» Они посмотрели и говорят: «Лев Константинович! Кажется, у вас существует какой-то двойник!» Я сказал: «Кошмар!». Так я и не «раскололся», и они, наверное, до сих пор думают, что у меня есть двойник! Так что я себя там «увековечил»!
Ювелирная работа
Вспоминаю рассказ своего друга Михаила Евдокимова (царство ему небесное!).
Отец у Миши был кузнец. Работает он как-то на кузнице. Маленький Миша подходит и спрашивает:
«Отец, трех рублей нет?» А он без паузы: «Отгадал!» – и продолжает ковать.
Или другой случай – приходит к ним сосед: «У моих вил зубец отпал, ты можешь перековать?» Тот: «Ну, это ювелирная работа! Давай 30 рублей и завтра приходи!» Сосед 30 рублей отдал, а папаша сыну: «Миш, ты иди в сельпо, там вилы по 10 рублей продают, купи три штуки!»
Мандат от Дзержинского
У меня в кабинете хранится небольшой листок, на нем моя фотография в буденновке и слова: «Мандат. Выдан товарищу Дурову в том, что он состоит начальником отдела военной разведки… Данное удостоверение В.Ч.Р.К. разрешает товарищу Дурову право ареста всех подозрительных лиц по его усмотрению для немедленного препровождения в группу дознания В.Ч.Р.К. Дзержинский».
После революции подобные мандаты выдавались «особо надежным гражданам», а в наши дни мои поклонники сделали ксерокопию с документа и вклеили мою фотографию…
Звездный журнал
Где есть малейшая возможность пошалить и похулиганить, я тут как тут. Розыгрыш – моя стихия.
Как-то на улице встретил артиста Бориса Химичева и полчаса ему очень серьезно объяснял, что затеял издание нового журнала о кино и театре, и просил Химичева войти в редколлегию. Детально объяснял концепцию нового журнала, описывал обложку, называл авторов, которые уже согласились участвовать в работе. И, наконец, когда Химичев уже был готов, только не знал, как задать решающий вопрос: «Сколько будут платить?», и задал пока другой: «А как будет называться журнал?» я небрежно так ответил: «Звезды и п…ды».
Борис потом сетовал, что битый час позволял себя так дурачить.
В очереди
Я всегда сам хожу в магазин за продуктами. Однажды стою в очереди, поворачивается женщина: «Ой, а вы что, как все, стоите в очереди?» Я ей отвечаю: «Да, видите ли, наш магазин в Спасской башне Кремля. Но там ремонт…»
Не умеешь, не берись!
К выпивке отношусь нормально, и принять могу изрядно. Дело в том, что у меня такой организм: и похмелья нет, и голова не болит. По утрам не говорю: «Ой, надо бы сейчас пивка!» Меня никто никогда не видел пьяным. А если и видел, то только более жизнерадостным. И у меня все лучшие репетиции были после самых больших пьянок.
