временем перила, высокие окна, фасады самых невероятных цветов, желтые, розовые, голубые, кремовые. Томаш то и дело узнавал в очертаниях экзотического города влияние португальской архитектуры. Брусчатые тротуары на португальский манер украшал черный геометрический орнамент. Названия у окрестных улиц были упоительные: Пинсе-Неш-де-Оро, Паласио-де-Феррамента, Каза-Оливейра.
— Что это за улица?
— Прошу прощения, сеньор? — Таксист покосился на Томаша в зеркало заднего вида.
— Как называется эта улица?
— Руа-да-Кариока, сеньор. Одна из самых старинных в Рио, почти все дома девятнадцатого века. — Он указал налево. — Видите тот погребок?
Томаш послушно повернул голову; за широко распахнутой дверью можно было разглядеть длинные столы и заставленную бутылками стойку.
— Угу. Бар «У Луиса», стало быть. — Таксист притормозил у ресторана, энергично помахав рукой, чтобы другие машины подождали, пока пассажир полюбуется на памятник старины. — Самый старый погреб в Рио, сеньор. Его открыли в восемьсот восемьдесят седьмом году, и знаете, у него любопытная история. Раньше этот бар назывался «У Адольфа», и здесь подавали лучшую немецкую еду в городе, сосиски не хуже, чем в Германии. Главные интеллектуалы того времени приходили сюда поужинать и пропустить рюмку. — За ними уже наметилась пробка, и водителю пришлось тронуться с места. — Потом началась война, и знаете, что сделали хозяева?
— Ушли в подполье?
Таксист расхохотался.
— Поменяли название.
Машина пересекала проспект Парагвайской Республики. Водитель посоветовал пассажиру посмотреть налево, где возвышалась громоздкая конструкция из стекла и металла.
— Кинотеатр «Ирис», — сообщил он тоном заправского гида. — Когда-то считался самым модным в Рио.
Улица Кариока упиралась в вытянутую прямоугольную площадь. Ее центральную часть занимал окруженный резной оградой сквер; деревья, словно верные гвардейцы, окружали статую всадника, сжимавшего в правой руке какой-то свиток; постамент украшали вооруженные копьями индейцы, восседавшие на спинах крокодилов.
— Где это мы?
— На площади Тирадентеша.
— Так это Тирадентеш? — спросил Томаш, кивнув на венчавший площадь монумент.
Таксист опять рассмеялся.
— Нет, сеньор. Это император дон Педру I.
— Надо же! А почему площадь назвали в честь Тирадентеша?
— Это долгая история. Когда-то это место называлось Цыганским полем. Потом здесь стали наказывать рабов, а площадь стали звать площадью Позорного столба. А когда восстание Тирадентеша подавили, на ней возвели эшафот, где его и казнили.
— Кого казнили?
— Как кого? Тирадентеша.
— А, тогда понятно, — Томаш еще раз окинул взглядом памятник. — А что в руке у дона Педро I?
— Декларация независимости Бразилии, — хмыкнул таксист. — Памятник поставил его сын, дон Педро II. — Он усмехнулся. — Говорят, увидев памятник, он пришел в бешенство. Чувак на лошади получился совершенно непохожим на его папеньку.
Такси объехало площадь и свернуло в узкий переулок. Потом повернуло направо, проехало еще немного и остановилось напротив букинистической лавки. Водитель махнул рукой в сторону перекрестка.
— Вот улица Луиса Камоэнса, сеньор. Читальный зал прямо там.
Томаш расплатился и вышел из машины. Тесный пешеходный переулок вел на тихую улочку под названием Ларгу-де-Сан-Франсишку, главным украшением которой был восхитительный памятник в стиле неомануэлино, немного напоминавший изысканный вариант башни Белем; четыре стройных кариатиды не только поддерживали фасад, но и, казалось, придавали равновесие всему причудливому зданию. Сделав несколько шагов, Норонья застыл на месте, не в силах отвести взор от белоснежных стен. На белом фоне резко выделялись два алых португальских креста ордена Воинов Христовых, точно такие же, как на парусах каравелл шестнадцатого века; крупные буквы над подъездом гласили: «Португальский королевский читальный зал».
Вдоволь налюбовавшись роскошным фасадом, Томаш раскрыл тяжелую дверь и вошел в вестибюль знаменитого здания, подаренного Бразилии метрополией в девятнадцатом веке, хранилища самого большого собрания португальских книг в Новом Свете. Три длинных коридора, сменяя друг друга, вели в маленький атриум, откуда открывался проход в центральный зал; шагнув в него, Томаш оказался в самой удивительной библиотеке на земле, от пола до потолка воплощавшей красу и гордость знаменитого стиля. Заставленные книгами деревянные стеллажи спускались вдоль стен, словно заросли плюща; величественные колонны, поддерживающие свод, перекрещивались элегантными арками и перетекали в великолепные балюстрады; пол был выложен темно-красными гранитными плитами, украшенными черным геометрическим рисунком; роль потолка выполнял багряно-синий витраж, и проникавший сквозь него мягкий свет ровно струился по залу; по углам витража красовались портреты великих португальцев, среди которых Томаш без труда узнал Камоэнса и Педру Алвареша Кабрала; в центре была огромная литая люстра, украшенная гербами Португалии.
Потрясенный масштабами здания и красотой интерьера, Томаш медленно пересек зал и подошел к небольшой стойке, за которой уткнулась в экран компьютера миловидная женщина. Услышав шаги, она тут же подняла голову.
— Чем могу помочь? — поинтересовалась женщина.
— Добрый день, сеньора. Вы здесь работаете?
— Да, я библиотекарь. Чем могу служить?
— Меня зовут Томаш Норонья, я профессор Нового лиссабонского университета.
— А, понятно, — энергично закивала библиотекарша. — Доктор Ребелу предупредил меня. У вас рекомендации от консула, верно?
— Да, именно так.
— Мне велели оказывать вам всяческое содействие, — улыбнулась сеньора. — Скажите, что я могу для вас сделать.
— Мне хотелось бы посмотреть материалы, которые профессор Васконселуш Тошкану запрашивал у вас примерно три недели назад.
Пальцы библиотекарши пробежали по клавиатуре компьютера.
— Васконселуш Тошкану… Минутку… Сейчас найду.
Через несколько секунд на экране появился список. Библиотекарша вчитывалась в него, сосредоточенно хмуря брови.
— Я его помню. — Женщина усмехнулась. — На редкость въедливый и упрямый тип, повсюду совал свой нос. — Она испуганно посмотрела на Томаша, вдруг сообразив, что перед ней, возможно, близкий друг или родственник профессора. — Но манеры у него были просто безупречные. Ничего не могу сказать.
— Разумеется.
— А, вот еще что, — вспомнила она. — Он больше не приходил. Надеюсь, мы его ничем не расстроили?
— Нет. Он умер две недели назад.
Женщина побледнела.
— Господи! — воскликнула она потрясение — Умер? Какая все-таки жуткая штука жизнь! Ведь только что, буквально только что человек приходил сюда, а теперь… — Библиотекарша пылко перекрестилась. — Пресвятая Дева!..
Томаш вежливо вздохнул, изображая скорбь. На самом деле он сгорал от нетерпения увидеть заветный список.
