в мелочах, в каких-то невинных желаниях жены он всегда с ней соглашался. А ведь если задуматься, то жизнь человека, каждодневная, повседневная жизнь и состоит из мелочей, из удовлетворения потребностей, из небольших капризов.
Вот и получается, что стратегию развития семьи, ее политику определял действительно Меджид, а Лада, подчиняясь этому основополагающему направлению, спокойно, уверенно и стопроцентно проводила в жизнь свои интересы. Поехать к родителям, купить новую мебель, сделать короткую стрижку, встретиться со школьными подругами – ни в чем ей нет отказа. И нет в семье причин для разногласий.
Так и жили они мирно и счастливо, пока по прошествии двух лет Лада не поймала себя на мысли, что она ни разу не забеременела, хотя и не предохранялась. Нет, не то чтобы она не задумывалась об этом раньше. Просто то эйфория медового даже не месяца, а, скорее, полугодия. То сложности в учебе... Вроде бы не до этого... А потом вдруг... стоп! В чем дело? Ей уже двадцать. Двадцать первый год пошел. Она заканчивает третий курс. У них девчонки вовсю рожают. Берут «академку», потом возвращаются доучиваться. А кто-то умудряется, оставляя малыша на маму, продолжать посещать занятия. Короче, не в учебе проблема, а совсем в другом.
Врач не нашла никакой патологии. Посоветовала обследоваться мужу. Меджид обследовался. У него тоже все будто бы в порядке. Вопрос повис в воздухе, потихоньку отравляя мирное существование супругов. Да и родственники периодически интересовались, когда же наконец их порадуют младенцем.
Лада отговаривалась институтом, мол, закончу, тогда. Меджид грустнел, отводил глаза и замыкался.
Как-то раз поехали они навестить бабушку Лады в дальний аул. Бабушка была старенькая, на встречи с родственниками выбиралась крайне редко. Она была тучная, с больными ногами. Но голос сохранила молодой, как, впрочем, и взгляд.
–?Ой, бабушка Афаг, до чего же я рада тебя видеть! – Лада прижалась к ней, целовала, обнимала. – До чего я соскучилась, бабушка!
–?Ну, рассказывай, рассказывай, внученька, как дела? Как живешь?
–?Живу хорошо. Вроде бы все нормально.
–?Э-э-э, девочка... Все да не все.
Бабушка была не просто мудрой. Дано ей было видеть чуть больше других, чувствовать немного больше. Предчувствовать даже, предвидеть...
–?Бабушка Афаг, почему так говоришь?
–?Глаза у тебя грустные. Печаль в душе. Да, с мужем все хорошо. С учебой – тоже. Родители живы- здоровы. А что не так?
–?Да вот... с ребеночком никак не получается...
Бабушка внимательно вглядывалась в юное лицо, переворачивала внучкины ладони, долго смотрела на линии обеих рук, вздыхала:
–?Так тебе скажу, милая. Если Аллах не дает, значит, не надо. Ему виднее.
–?Как? Что ты говоришь? Что значит «не дает»? Мы же только два года живем...
–?Значит, пока не надо.
Лада чувствовала: бабушка недоговаривает чего-то. И это «что-то» – очень важное. Но бабушка изменилась в лице, замкнулась и уже отстранилась от разговора.
–?Но что делать-то?
–?Доверься высшей воле и живи спокойно.
–?Нет, я так не могу. Помоги мне, бабушка! Ну, пожалуйста...
Бабушка вздохнула, с трудом поднялась, подошла к большому шкафу, в котором хранились старинные книги, многочисленные рецепты и огромное количество трав. Долго-долго перебирала она мешочки с засушенными листьями, кореньями, лепестками, пока, наконец, не достала какой-то пакет с очень пахучим содержимым.
–?Попей, дочка! Сильная трава. Надолго тебе хватит. Пить надо всего раз в месяц, в определенный день.
Бабушка назвала, в какой.
С тех пор в организме Лады стали происходить изменения.
Когда впервые у нее случилась задержка, она не очень-то придала этому значение. На носу госэкзамены, диплом, сплошные волнения... Но когда по прошествии еще недели месячных по-прежнему не было, Лада сказала мужу.
Тот сначала замер, потом затрепетал, затем обнял жену и молча долго-долго не разжимал объятия.
С тех пор беременности стали случаться часто, но все они кончались одинаково печально. Выкидыш следовал за выкидышем. Многие годы подряд. Организм молодой женщины истощался. Трава кончилась. Бабушка Афаг умерла.
Врачи разводили руками. За десять лет, начиная с той, самой первой задержки, беременность удавалось сохранить максимум до двенадцати недель. Ей уже и не советовали дальше пытаться.
–?Не судьба, видно, вам родить. Так бывает... Не мучайте себя!
Но ни Меджид, ни Лада не собирались смиряться с таким диагнозом. Что это за диагноз – не судьба?!
–?Едем в Москву! – как-то сказал Меджид.
–?Когда?
–?Вот отпразднуем твое тридцатилетие и едем.
Он не просто принял решение, а заочно договорился с каким-то профессором из столичной клиники. Тот велел взять историю болезни и приезжать спустя полгода после очередного выкидыша.
Опять Москва! Опять красота столичного города! Только теперь не безоговорочное счастье, как когда- то в медовый месяц, а последний луч надежды, еще одна попытка истерзанного тела... Потухший взор Лады, опущенная, совсем седая голова Меджида...
Профессор сделал всевозможные анализы, провел компьютерное исследование, обследовал Ладу на аппарате УЗИ. Вывод был следующий: рожать можно. Только при одном условии: как только удастся забеременеть, Лада ложится в клинику и лежит в ней все девять месяцев. Лежит почти недвижимо. Тогда возможен благоприятный исход.
Да! Да! Да! Конечно да!
Лада легла в клинику, Меджид уволился с работы, снял квартиру в Москве. И день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем дежурил у постели супруги. Кормил, поил, читал вслух книги, переодевал... На ночь уходил домой, чтобы утром снова вернуться в палату. Он заметно постарел, но глаза излучали прежнюю любовь и веру в чудо.
Беременность развивалась нормально, животик рос по всем законам, плод шевелился, его сердцебиение прослушивалось.
Счастье было близко. А то – не судьба, не судьба! Оставался всего-то месяц... Меджид перестал есть. Он похудел, высох, и только горящие глаза выдавали истинные порывы его души.
Лада заставляла его есть. Теперь, когда она была уже уверена в положительном исходе беременности, ей пришлось взять на себя некоторые командные функции. Она отказывалась есть, если Меджид не ел. И он был вынужден питаться наравне с супругой. Она подкармливала его то шоколадкой, то яблоками, то сухофруктами. Он послушно жевал, но, приходя домой, ничего не брал в рот, ложился в холодную постель, тоскуя по сколь любимому, столь и недоступному телу жены. Он подчас уже и сам не понимал, чего желал больше: рождения ребенка или близости любимой. Это были желания совершенно разнонаправленные: ребенка он ждал умом и сердцем, а о Ладе грезил всем своим мужским естеством... Но он даже не мог позволить себе поцеловать ее при посторонних. Не положено. Не принято. А в палате лежали еще несколько женщин. Меджид считал дни до родов и... запрещал себе мечтать...
Схватки начались чуть раньше положенного срока. Ладу готовили к операции кесарева сечения, но роды стремительные случились... Через два часа родилась девочка. Здоровая, хорошенькая, с нормальным весом...
А Лада умерла в родах. Обычно в критических ситуациях, если стоит вопрос, кого спасать, спасают мать. Здесь, видимо, это оказалось невозможно.
