было. Это есть. Со мной, во мне, с нами. В космосе.
– Денис Михайлович, я хочу спросить тебя первой, – сказала я, устраиваясь поудобнее.
Свернулась калачиком, повернула лицо к мужчине. Красавец, мужественное лицо, слегка нагловатое. Даже смотреть приятно. И разговаривать с ним приятно. И молчать. А любить его тошно и противно почему-то.
– О чем? – усмехнулся Черников.
– Зачем ты уволил меня, даже не предупредил заранее, почему следишь за мной, подсылаешь ко мне с уговорами Акимову и Веру, это что, интрига века, брачный заговор, постельный переворот? – сказала я и постучала кулачком по колену.
Сердито так постучала, значительно. Черников внимательно посмотрел на кулачок, колено, затем перевел взгляд на меня. Я выдержала паузу. Смотрела, не отрываясь, в его глаза, голубые, бездонные, глубокие. Какой красивый мужчина. Женское сердце может не выдержать. Оно вмиг сомлеет от такой красоты.
– Настя, я тебя не увольнял, не усложняй наши и без того сложные отношения. Это Марк Горов распорядился уволить всех сотрудников, не имеющих отношения к строительным материалам. А на Октябрьской набережной у нас есть офис. В бизнес-центре. И я случайно тебя увидел, понимаешь ты, совершенно случайно. Был на совещании. Смотрю, ты на остановке стоишь, вся скорчилась от холода. Несчастная, одинокая. Город пустой, и ты одна на весь город. Промокла, продрогла, как бездомная собака, – вполне убедительно сказал Черников, высматривая место для парковки.
И я немедленно заткнулась. Ничего не поняла из объяснений, еще больше запуталась. Зато вдруг выяснилось, что у Черникова есть сердце, живое, горячее. У входа в отель нас по-собачьи обнюхали две юные девчушки в коротких плащах. Тучные такие девушки, громоздкие, как два платяных шкафа. Из-под плащей виднелись трусики, стринги, разноцветные. Девицы последовали за нами, видимо, им красивый Черников сильно приглянулся. Видный мужчина, элитный. Теперь девушки от нас не отстанут. Будут рассматривать его, не отрывая четырех глаз. В холле никого не было. Пустое кафе, безлюдно, тихо. Я почти утонула в низком кресле. Черников много преуспел в жизни. У него может быть тысяча женщин, помани лишь Денис Михайлович пальцем, вон девчонки как уставились, но я знала его слабость. Ахиллесову пяту, маленькую тайну. Денис Михайлович никогда не станет победителем. Разумеется, он сумеет легко украсть, отнять, но победить он не сможет. И сохранить украденное ему не по силам, слишком слаб. Настоящих победителей на планете мало. Они рождаются нечасто. Редкая особь, вымирающая. Тучные девчушки уселись неподалеку, уставились на Черникова немигающими глазами, будто впервые увидели потрясающего мужчину. Два пышных бюста горделиво возвышались над столиками. Девушки принялись напропалую соблазнять Черникова. Кажется, Денис Михайлович равнодушен к полным женщинам. Он смотрел на меня, а я упрямо разглядывала настойчивых девиц. Полезное занятие для глаз и для всей компании в целом, весьма поучительное.
– Милая моя девочка, ты мне очень дорога, – напыщенно сказал Черников, а я полыхнула огнем стыда.
Ненавижу объяснения в таком тоне. Они взывают к чувствам, которых у меня нет.
– Знаю, Денис Михайлович, ты нежно ко мне относишься, но мы с тобой давно разошлись во взглядах на жизнь и совместное имущество поделили, я даже твои трусы выбросила на помойку, – сказала я, пытаясь превратить объяснение в любви в пошлую шутку: дескать, какая у нас с тобой любовь, сплошной прикол.
– Не прикидывайся глупенькой, – вспылил Черников, – ты меня достаточно помучила. Не принимайся за старое.
– И в мыслях не держу на тебя зла. Ты мне не враг, – возразила я, – просто нас развела жизнь. Судьбы у нас с тобой разные. Я не хочу тебя мучить. Желаю тебе полного удовлетворения собой и обстоятельствами. Ты еще встретишь прекрасную женщину и найдешь в ней покой и счастье, – монотонно долбила я, старательно втискивая в разговор вековые ценности. А вековые ценности давно превратились в моральные издержки. И они не желали никуда втискиваться.
– Тебе некуда деваться, Анастасия, – надменно процедил Черников, – ты зря мотаешься по бизнес- центрам. Только время тратишь попусту. Тебя нигде не возьмут на работу. Не шути со мной.
– Да нет, – слабо запротестовала я, – я не шучу. У меня к тебе есть предложение, хорошее предложение. Сейчас принесут кофе, я согреюсь, соберусь с силами и приступлю к обсуждению вопроса, а заодно к обольщению. Согласны, Денис Михайлович? – сказала я, подмигивая двум толстым барышням в черных плащах.
Несчастные девушки содрогнулись, они ждали сигнала от мужчины. Женский посыл лишь нарушил спокойное существование бюстов, те неравномерно зашевелились, задрожали, сотрясая воздух гостиницы частой вибрацией. Еще один обвал в городе. Сейчас здание обрушится, а мы с Черниковым навеки останемся под грудой обломков. Вместе с бюстами. Такая перспектива не входила в мои планы. Я отвернулась от девушек. Пусть атакуют господина Черникова всеми своими мощными зарядами. Денис Михайлович вполне благосклонно отнесся к моему обещанию. Он молчал, улыбался, смотрел на меня. Официантка принесла две пузатые чашки с ароматным кофе, густая пена едва не перевешивалась на краях, пузырьки лопались, искрились, создавая иллюзию праздничного фейерверка. Я согрелась, оттаяла, подумала, что Черников все уже решил за меня. Надо согласиться, принять его предложение. Можно быть замужем за нелюбимым человеком и ждать встречи с незнакомцем. А вдруг он никогда не появится наяву, будет приходить ко мне только ночью, во сне. И я стану жить двойной жизнью.
– Денис, – сказала я, впуская в голос как можно больше придыхания, делая его загадочным, чарующим, – Денис, я не могу без работы. Неужели в «Максихаусе» не найдется для меня приличного места? Ты же тепло ко мне относишься, я знаю. Помоги мне, Денис, я погибаю. Мне нельзя утратить успешность, я не могу опуститься ниже своего уровня. Я слишком много работала, чтобы достичь успеха.
Я произносила совсем не те слова, думала об одном, говорила о другом. Соглашаясь на замужество, просила Черникова устроить меня на работу. Подсознание руководило моими мыслями.
Денис взял мою руку, бережно сжал, долго держал в своих ладонях, он молчал, пристально смотрел в мои глаза, пытаясь проникнуть в мои мысли. Кажется, проник. Не отпуская руки, сказал:
– Настя, не глупи, тебе совсем не нужно работать. Нигде. Ни в «Максихаусе», ни в столице. Твоя карьера закончилась. Давно закончилась.
– Денис, прекрати, ты лжешь, такого не может быть, зачем ты мне говоришь такие слова, зачем?
Я выдернула руку, потрясла кистью, будто обожглась. Больно, очень больно. Посмотрела на пухлых девиц, чтобы успокоиться. Монументальное сидение девушек и впрямь подействовало успокаивающе. Они сидели не шевелясь, как каменные, будто дали клятву оставаться в холле гостиницы до третьего пришествия. Пока голубоглазый мужчина не обратит на бюсты благосклонного внимания.
– Денис Михайлович, тебя пожирают глазами две интересные девушки. Посмотри на них, улыбнись, подари несчастным малую толику счастья, – сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать. Только не молчать.
Черников нервно передернулся, посмотрел на девушек, улыбнулся. Синие глаза излучали надежду и нежность. И случилось чудо. Два бюста радостно отреагировали на лучик удачи. Затряслись, заволновались… Счастье состоялось, день удался. А Денис скривился.
– Ты, Настя, живешь в замкнутом мире, ты – идеалистка, пойми, твоя карьера никому не нужна. Даже тебе. Женщина не должна работать вообще, нормальная женщина обязана сидеть дома и рожать детей, – с горечью сказал Черников. – Ты ненормальная. Сумасшедшая.
Мужская логика, прямая, как палка. Посмотрел бы Черников на тех женщин, что укладывают продукцию «Максихауса» на складах компании. Хотя бы разок обратил внимание на этих несчастных «карьеристок».
– Я не сумасшедшая, абсолютно нормальная, и я не живу в замкнутом мире и не хочу сидеть дома, – сказала я, отмахиваясь от дурных слов.
Я уже не хотела замуж. И никто не заставит меня рожать детей. Такая постановка вопроса не для меня. А дурные слова не пристанут ко мне. Не прилипнут. Оговор, плохие слова, злые наветы, как осенние
