Я уже знала ответ на свой вопрос. А спросила старого полковника из вредности. Для подтверждения гипотезы.
– Не успел, Анастасия Николаевна, но это не страшно. Черников подписал приказ, и вы прошли в общем списке. Денис Михайлович и Марк Александрович доверяют мне, я ведь пришел в компанию из органов, – сказал полковник и многозначительно подмигнул, кивнув головой в потолок.
Как будто эти самые органы расположились на небесах. Прямо под боком у господа бога. Но мне было все равно, где они расположились. Я ликовала. Ведь мной только что одержана первая победа. У меня теперь есть высокооплачиваемая работа. Справедливость восстановлена. И неважно, каким способом я реконструировала утраченное положение – хитростью, лукавством, легкой ложью. Важен результат. Старый полковник будто прочитал мои мысли.
– Важен результат, Анастасия Николаевна, – сказал Степан Федорович, – теперь нужно доказать свою значимость.
Эти слова полковник говорил не мне, а самому себе. Он проговаривал мысли вслух, чтобы озвучить собственные потаенные думки и убедиться в своей правоте. И я согласилась с ним. Мы должны доказать собственную значимость. Неожиданно эмоции переполнили меня. Я вдруг бросилась Степану Федоровичу на шею, прижалась к нему всем телом, задохнувшись от счастья. Если бы не он, не видать мне мировой справедливости как своих ушей. Отставник непроизвольно восстановил прежнее положение. Он расставил фигуры по своим местам. Игра началась. Степан Федорович осторожно поставил меня на пол, как куклу. Смахнул скупую слезу. Сентиментальный кадровик мне попался. Втянул меня в игру. По моему страстному желанию. Странная игра, забавная, но она мне жутко нравилась, игра воодушевляла меня, будоражила, волновала. Ведь я находилась в одном здании с Марком Горовым. И этого было достаточно для счастья.
Глава 2
Ни в этот день, ни на следующий я так и не увидела Марка Горова и ничего о нем не слышала. Никто не произносил высокое имя вслух, будто вовсе не было на свете этого страшного человека. И Черников до сих пор не располагал сведениями о моих коварных проделках. До увольнения мое рабочее место располагалось на втором этаже. Я тихо корпела над переводами в присутствии шумной компании модераторов. И мы издевались над хозяевами компании как умели, шутили над ними, не скрывая своих эмоций. Пользовались разными непотребными словечками. Теперь все изменилось. Никто не обсуждал достоинства и недостатки хозяев. В офисе царило неизбывное молчание. Новые сотрудники всяческими способами доказывали лояльность и преданность делу строительных материалов. Кроме модераторов и меня в тесный офис заселилась группа менеджеров, из новых, свежих. Народу много, а поговорить не с кем, и от напряженного молчания можно устать больше, чем от болтовни. Накануне я позвонила Ирке Акимовой. Она квасилась в декретном отпуске по уходу за ребенком и утомилась от бездействия. Ирка тоже попала под сокращение, совершенно случайно, затем ее восстановили, разумеется, по просьбе районного собеса. Ирка туда кляузу отправила. По этой же слезной жалобе вновь приняли на работу в «Максихаус» Иркиного мужа Колю. Его уволили из «Хауса» раньше всех по желанию Черникова, а обратно приняли Колю вопреки воле Дениса Михайловича. Получился коллапс.
– Настя, не знаю, как дальше пойдет дело, – шипела Ирка мне в ухо.
– Ир, говори нормально, а, – сказала я, втискивая трубку в плечо.
– Не могу, Коля подслушивает, ругаться будет, – вовсю изгалялась Ирка, – я так боюсь за него. Настя, а как тебя-то в приказ пропустили? Ведь Черников тебя в унитаз спустит, вот увидишь. Он еще ничего не знает?
– Нет, не знает, а в приказе я была в общем списке, он подписал его не глядя, – сказала я, покачивая ногой.
Я сидела на столе, разглядывая свое отражение в оконном стекле. По стеклам струилась вода. Водопад. Опять дождь, стучится в окно, настырный, наверное, в гости просится.
– А почему? – сказала Ирка.
Подруга недоумевала: неужели церберские порядки ушли в прошлое и в «Макси» наступил мир и покой? Надолго ли?
– У них новый кадровик, он из органов, они ему доверяют, – сказала я, отворачиваясь от собственного отражения и наглого дождя.
И дождь за окном, и отражение в нем мне категорически не нравились. Впервые я совершила подлость. Обманула двух мужчин. Трех. Но не больше. Да кто же будет считать обманутых мужчин, их на свете много, гораздо больше, чем обманутых вкладчиков.
– Тебе, Настя, повезло, крупно повезло, но Черников с тобой еще разберется, смотри берегись, мало тебе не покажется, – грозилась Ирка.
Тоже мне, Кассандра нашлась, многодетная и кормящая.
– Ир, ты меня не пугай на ночь глядя, а то мне сны дурные будут сниться, – сказала я, нисколько не боясь предстоящей встречи с Черниковым.
Мой челн легко научился обходить воронки и водовороты, плавно и незаметно. А вот как мне встретиться с Марком Горовым? Хотя бы на мгновение, на секунду его взгляд выловить. Мне было бы достаточно этой малости.
– А я тебя не пугаю, а предупреждаю. На то подруги и существуют, чтобы вовремя предупредить об опасности. Настя, а знаешь, что они с моим Колей сделали? – сказала Ирка, а я задумалась.
Что могли сделать владельцы компании с этим громадным и ленивым увальнем? Черников вынужден был восстановить Колю на работе по настоятельной просьбе собеса. И для Иркиного мужа не самая лучшая перспектива развернулась в связи с восстановлением, лучше бы уж он на диване валялся. До скончания века.
– Ну что они с Колей могли сделать – замочили, расчленили, замуровали в бетонную плиту и вмонтировали ее в недостроенный дом? – сказала я, страшась собственного не в меру разыгравшегося воображения.
И сериалы не смотрю, телевизор вообще не включаю, а в голове сплошные чернушки.
– Настя, ты дура, зачем говоришь такие слова? Ты же филолог по образованию, – заорала Акимова.
Ирка всегда напоминает мне о высоком и нравственном. О моем языковом образовании. И правильно делает. В первой битве за жизнь за бортом осталась кое-какая романтическая шелуха, пришлось содрать с себя лишнее. Кусками, слоями, клочьями слезала с меня девичья наивность. Из-под ошметков проглядывала новая кожа, гладкая, блестящая, сияющая. Крепкая и прочная, как у слона.
– Проехали мое филологическое образование, так что они сделали с твоим мужем, Ирина? – твердым и непреклонным тоном сказала я.
Голос зазвенел, как булатная сталь. Иначе Акимову ничем не остановить. Словесный поток обрушится мне на голову. И раздавит ловкий, но утлый челнок.
– Черников отправил моего Колю в Челябинск, в ссылку-у-у, – волчицей завыла Акимова.
– И что ты воешь, дурочка, там же командировочные большие, двойные, между прочим, и ты отдохнешь от Коли, соскучишься, в конце концов, не убили же они его и не отравили, – я сделала робкую попытку успокоить нежное Иркино сердце.
Но любящее сердце Акимовой выпрыгивало из обширной грудной клетки. Оно рвалось вслед за любимым мужем, туда, далеко, в Челябинск.
– Командировка непрерывная, на шесть месяцев, Коля будет сидеть безвылазно в этом паршивом Челябинске, ему даже на выходные нельзя отлучаться, – еще горше завыла Ирка.
Мне стало жаль подругу. Ирка Акимова – ранимое и тонкое существо, несмотря на пышные формы. Она нежно и преданно любит своего мужа Колю. А Коля отвечает ей тем же, теми же словами любит Ирину. У них хорошая семья. Есть двое младенцев, и оба уже кормильцы, между прочим. Еще недавно Ирка с Колей сидели без работы и всей семьей без зазрения совести питались детским пособием. И вот на семью обрушилась новая напасть, ненаглядного Колю отправили в ссылку. В Челябинск. На полгода. С ума сойти
