от него оказывалась невеста. Морозов вдруг разозлился на Семенову. И что она так быстро согласилась?
Он остановил машину возле «Изумрудной долины», Надежда Павловна, махнув рукой, дескать, жди меня, стремглав помчалась к дому. А пакет с хлебом забыла. Владимир рассеянно отломил кусок свежего хлеба. Хрусткая поджаристая корочка, еще теплый внутри, вкусно. Морозов вспомнил, что ничего не ел весь день, в нем мгновенно проснулся зверский аппетит. Незаметно Владимир съел почти весь хлеб. В пакете валялась одна горбушка. Морозов смотрел на освещенный подъезд, на лужи, влажно блестевшие в свете фонарей. Он вдруг вспомнил обнаженную спину Анны. Плавный изгиб шеи. Стремительная линия бедра. Волосы пышной волной спадают на спину. И запах атласной кожи, невообразимо чудный, неповторимый, незабываемый. Владимир застонал. Невыносимая мука. Невыносимая. Никогда прежде Морозов не встречал подобного чуда в женском обличье. Ему больше не хотелось мстить Анне. Владимир мечтал увидеть любимую, прикоснуться к ней, вобрать в себя незабываемый запах. Хотя бы на миг.
– Эй, брат, выходи! – В стекле показался ствол пистолета.
– Что-о-о? – недоуменно протянул Морозов.
Вместо Надежды Павловны в окно заглядывал русый паренек в камуфляже. На погонах сержантские лычки. Паренек развязно тыкал пистолетом в окно, приглашая на выход. Кстати, довольно вежливо приглашал. «Вот и сходил я в магазин за сапожками», – усмехнулся Морозов и нехотя открыл дверцу.
– Документы, руки на капот, – вздохнув, сказал паренек, видимо, ему не хотелось кричать, командовать, драться. Сержанту явно было скучно, лениво и утомительно, Новый год все-таки.
– Да брось ты, сержант, зачем руки-то на капот, вот мои документы, посмотри, они в полном порядке, – сказал Морозов, протягивая сержанту водительское удостоверение.
– Не рассуждать, – как-то вяло сказал парень, но настаивать не стал, сунул пистолет под мышку и принялся изучать документы Морозова.
Изучал медленно, словно наизусть хотел запомнить, выдергивал глазами каждую буковку, как сорняк уничтожал. А к машине уже бежала Надежда Павловна, размахивая на бегу красным пакетом, как факелом. На всех парах Семенова подлетела к Морозову, и, не обращая внимания на сержанта в камуфляже, выпалила, задыхаясь от волнения:
– Вова, дай скорее хлеб! Сашка ждет, ругается. Если хочешь, поднимайся к нам, встретим Новый год и поедем к твоей ненаглядной всей компанией.
– Женщина! Руки на капот, лицом в землю, документы! – вдруг завопил сержант.
Морозов вздрогнул, поведение сержанта выходило за рамки общепринятых приличий. Только что разговаривал, как обычный человек, и неожиданно озверел.
– Кто это? – сказала Семенова, немедленно превращаясь в разъяренную тигрицу.
– Это же сержант, Надя, – сказал Владимир, – не видишь, что ли? А вы, товарищ сержант, не горячитесь, эта женщина случайно здесь оказалась. Отпустите ее, у нее муж ругается. Хлеба хочет. А хлеба-то нет.
– Как это – хлеба нет? – завопила, как резаная, взбешенная Надежда Павловна. – Был же, я заплатила за него в ресторане большие деньги. Куда ты подевал, как нам без хлеба на праздники?
– Я съел его, весь съел, – растерянно озираясь по сторонам, произнес Морозов.
Владимиру показалось, что он находится в каком-то страшном месте, где все чужое и странное, ведь в нормальной жизни ничего подобного не может происходить.
– Да как же это так – съел? – сжимая кулаки, подступила к Морозову Надежда Павловна, она почти обезумела от злобы. – Как ты мог съесть мой хлеб?
– Гражданочка, руки на ка-апо-от, слышите, на ка-апо-от! – вновь завопил милиционер.
И все смешалось, сместилось, стало параллельным. Надежда Павловна орала, сержант вопил, Морозов шептал. Первым сломался сержант, видимо, не выдержали нервы. Он схватил Семенову за запястья и усадил в патрульную машину. Усадил вместе с красным пакетом. Затем вернулся к машине Морозова, бегло осмотрел салон и, хмурясь, сказал, стараясь не глядеть в глаза: «Поедешь за мной, смотри, не отставай!»
– Отпусти женщину, сержант, она ни в чем не виновата, – взмолился Морозов, придавая голосу как можно больше жалобности.
Но сержант внезапно оглох и онемел, поэтому мольбы Владимира его не тронули. Загадочная кавалькада медленно тронулась с места. Владимир недоуменно покачивал головой, стряхивал хлебные крошки с сиденья, пристально смотрел на огоньки патрульной машины, боясь потерять ее из виду. Он все делал автоматически, как во сне. Вскоре замелькали огоньки проблесковых маячков. Процессия прибыла к пункту назначения. Сержант сопроводил Семенову в дежурную часть отдела милиции, усадил женщину в комнате для задержанных нарушителей правопорядка. Семенова от подобного отношения притихла, видимо, дар речи потеряла. Немногим позже сержант привел Морозова. Владимир приподнял воротник пальто, улавливая ноздрями стойкий аромат дорогого парфюма, исходящий от кашемировой ткани.
– Подозрительные личности, товарищ майор, – смущенно пояснил старательный сержант дежурному отдела, – у задержанного на кармане две тысячи евриков, у его женщины золотые сапоги в красном пакете, а ругаются как оголтелые из-за куска хлеба. Надо бы проверить по учетам. Мало ли что.
– Ты, сержант, как обычно, перестарался – мало ли что, из-за куска хлеба, – передразнил майор патрульного, – да эти новые русские из-за снега удавятся. Снег-то не выпал, видишь, нет его в этом году. Пиши-ка рапорт, а то потом эти задержанные на меня жалобу накатают. А тебе не впервой по жалобам отписываться. Пиши-пиши, сержант, «оперу» оперу. Пусть уголовный розыск разбирается. Три часа у нас есть в запасе.
– Вот и я говорю, – обрадовался патрульный, – за три часа полное досье можно собрать на человека. Мало ли что.
И старательный сержант уселся за стол, задумался, потер лоб, видимо, внутри проходила трудная работа мысли. Наконец, после длительных и тягостных раздумий он что-то написал, не отнимая руки от бумаги, витиевато расписался и просунул листок в окошечко дежурному.
– Готово, товарищ майор, – сказал сержант, довольно улыбаясь.
– Иди-иди и смотри, не торопись возвращаться, глаза бы мои тебя не видели как можно дольше, – засмеялся дежурный, принимая рапорт.
– С Новым годом, товарищ майор, – сдержанно сказал сержант, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.
– С новым счастьем, – насмешливо пропел ему вслед дежурный.
Удовлетворенный сержант поехал за очередной добычей, а Морозов и Семенова остались в отделении милиции для установления и проверки личностей.
В это же время с противоположной стороны к этому же отделению милиции двигалась странная демонстрация исключительно из особ женского пола. Лидером женского движения являлась, разумеется, Татьяна Воронина. Подруги уже обошли несколько кварталов в поисках пропавшей Анны. Они непрерывно звонили сослуживцам Мельниковой, но поиски оказались безуспешными. И тогда женское собрание большинством голосов постановило, что в квартире Анны никого нет, как нет Мельниковой у знакомых и родственников. К тому же около полуночи стало известно, что мобильный телефон Владимира отключен. Наверное, Морозов также безвозвратно исчез в недрах праздничного мегаполиса. Нечего делать, придется идти в милицию. После вынесенного постановления женщины направились к отделению. А из ворот уже выезжала патрульная машина, и русый паренек приветливо и лукаво подмигнул дружной компании. Женщины засмеялись, и лишь одна Татьяна Воронина осталась серьезной и деловитой.
– Девушки, сейчас нам нужно всем быть серьезными, ведь речь идет о жизни и смерти Анны Мельниковой, нашей лучшей подруги, – сказала Татьяна, укоряя женщин за легкомысленное поведение.
– Тань, так мы же ничего, просто улыбнулись в ответ, хороший парень, на службе, за рулем, вся страна ведь отдыхает, а он работает. Кстати, вот бы нашей Аньке такого жениха, а что – симпатичный, работящий, – сказала Светлана, стоявшая рядом с Таней Ворониной.
– Хорошо-хорошо, сейчас узнаем, как его зовут, лишь бы с нашей Анечкой ничего не случилось, идем, девушки, – сказала Татьяна, поднимаясь на крыльцо.
