Скелет, обтянутый кожей… Казалось, что слышно даже, как стучат его кости. Длинные черные волосы и борода покрывали все лицо факира, на котором неистово светились огромные белые глаза. Он был совершенно нагой. Вместо одежды к шее его была приделана колода, похожая на те, что когда-то надевали крупным преступникам в Китае и Монголии. Но, несмотря на все это, факир отнюдь не казался обессиленным и слабым.
Пип был достаточно наслышан о факирах, даже видел их в цирке, но этот живой скелет произвел на него необыкновенно сильное впечатление. Голландец ждал, что вот-вот должно произойти нечто из ряда вон выходящее.
И – действительно произошло…
Факира торжественно подвели к алтарю, и он, как и его предшественники, протянул руку. Взлетел и опустился «божественный» нож, на истощенной руке человека выступило несколько капель крови, и вдруг… о чудо! Вспыхнули, засветились, даже задвигались все три глаза каменного божества, а из алтаря, как из печной трубы, повалил густой черный дым.
Люди радостно запели, закричали «Гиранг-Ту-Ун!», и под это сопровождение в дыму над алтарем начал вырисовываться какой-то образ. Мелькнул раз, другой и, наконец, остановился в воздухе, как привидение. Он шевелился вместе с дымом, то расплываясь, то становясь отчетливее, и постепенно принял человеческий облик. Мелькнула длинная одежда, строгое бритое лицо мужчины лет сорока. На голове его был тюрбан с пушистым султаном, под которым сверкал бриллиант. Правда, все это – расплывчатое, дрожащее, но тем не менее зримое наяву!
«Что за чудо? – ломал голову Пип. – Неужели это сделал факир?»
Но, взглянув на факира, Пип должен был убедиться, что тот здесь совершенно ни при чем. Тот сидел в стороне, безучастно-сонный, и даже ни на кого не смотрел.
Самое интересное заключалось для Пипа в слове «Гиранг-Ту-Ун», которое продолжали выкрикивать молящиеся. Пип припомнил, что он уже где-то слышал это слово. Кажется, Хаон говорил, что этот самый Гиранг-Ту-Ун и есть вождь бадувисов. Но неужели призрачное видение в дыму может быть вождем?
«Недаром эти хранители ведут свое происхождение от древней индусской религии, – размышлял Пип. – Они сохранили тут такую чертовщину, которой, наверно, нигде больше не найдешь. Всю эту сцену, движение идола и другую механику понять можно, но этот вождь в дыму…»
И вдруг видение пропало, глаза идола погасли, остался лишь прежний полусвет. Церемония окончилась. Народ начал расходиться.
– Кажется, чужестранец почувствовал всю торжественность нашего церемониала, – сказал один жрец другому.
– Кажется. Я за ним следил, – ответил тот.
Пип действительно вернулся домой под большим впечатлением. Необычная церемония, древняя церковь со страшным идолом, отрезанный от всего мира народ, – все это вызывало воспоминания о древних сказках. Конечно, нехитрая механика с движениями идола и со сценой смешна, но зато привидение Гиранг-Ту-Уна не выходило из головы Пипа. Даже во сне привиделось.
Назавтра Пип решил совершить экскурсию в окрестности. Он взял с собой Нонга, и они, с ружьями за плечами, направились на восток. Очень привлекал к себе юг, где была область «табу», но и Того, и Хаон настойчиво предупреждали Пипа не ходить туда, и он обещал последовать их совету.
Вскоре путники очутились в таком диком месте, словно здесь никогда не ступала нога человека. Чаща, скалы, ручейки, водопады – все это придавало местности суровую красоту. Несмотря на каменистую почву, ноги мягко ступали по мху, как по ковру. Мох покрывал не только скалы, но и громадные деревья вокруг.
На суку одного такого дерева Пип увидел огромное гнездо, похожее на корзину, величиною метра в два.
– Что за зверь там живет? – заинтересовался он. – Птица или животное?
Нонг не знал, и Пипу не удалось удовлетворить свое любопытство. А на дереве было и не гнездо, и не корзина, а растение: паразитический папоротник.
Зато Пипу удалось сунуть нос в красивый разноцветный кувшин с крышкой. В средине была вода, а в ней куча мертвых мух, жуков и всяких козявок. Края кувшина такие гладкие, что какая бы муха или жук ни сели на них, они тотчас же соскальзывали вниз и находили себе смерть. Теперь уже Пип разъяснил Нонгу, что этот кувшин – цветок хищного растения, питающегося мясом.
Вдруг кто-то швырнул в них сверху шишкой. Подняли головы – кривляются, дразнятся морды обезьян.
– Я вам покажу! – засмеялся Пип и бросил в них ком земли. Сверху ответили. И началась игра, в которой и Нонг принял участие. Но скоро обезьяны заверещали, задрали хвосты и исчезли в ветвях.
Пип отметил, что зверья здесь, рядом с людьми, ничуть не меньше, чем в отдаленных джунглях.
Видимо, бадувисы не трогают соседей. Пип очень хотел пополнить свои трофеи красивой шкурой пантеры. Он сказал об этом Нонгу, и оба стали внимательно присматриваться ко всем темным уголкам, где можно было найти этого зверя. Но Хаон назвал бы их поиски детской игрой: разве так ищут осторожную, чуткую, хитрую пантеру?
Постепенно они уходили все дальше и дальше, направляясь к югу, чтобы обогнуть гору «табу». Обычная, даже невысокая, она в другое время совсем не привлекала бы внимания Пипа, если б не это «табу», не этот таинственный запрет. Срезанная вершина горы, как видно, имела углубление, а может, и кратер вулкана.
Что же там такое может быть, если столь строго запрещено даже подходить? Нельзя ли заглянуть туда хоть одним глазом?
До ушей путников долетел шум, словно где-то
работала фабрика или завод. Оба тут же заметили, что впереди, из лесистой долины, поднимается не то дым, не то пар.
– Опять какое-то диво! – воскликнул Пип. – Чего доброго, мы еще найдем здесь завод по производству
