рыгнул. – Ну не знаю, можем и порешать на эту тему…
Между тем им принесли счет, Виталик рассчитался.
– Ну что, крошка, потопали. – Он фамильярно похлопал Олесю по плечу.
– Куда? – дрогнувшим голосом спросила она.
– Типа, в одно место, – ухмыльнулся Виталик.
– Я это… Мне нужно попудрить носик.
Олеся пулей рванула из-за стола в дамскую комнату. Через минуту там объявилась Ташка.
– Ну что? – в нетерпении выпалила она.
– Ничего! Он теперь меня зовет куда-то. – Олеся наконец перевела дух и хоть немножко расслабилась.
– Что сказал-то?
– Потом расскажу. Ты лучше скажи, как мне теперь от него отделаться?
– Легко. Ты выходи, а я через минуту тебя наберу. Ты сошлись на неотложные дела, например, с родителями надо к бабушке ехать. И снова беги в туалет. Он уйдет, и мы все вместе пойдем домой.
– Хорошо.
Но от Виталика так просто было не отделаться.
– Я не понял, – скривился он, – ты мне что – динамо крутишь?
Олеся не вполне поняла, что он хотел сказать, но ей стало как-то нехорошо.
– Почапали. – Виталик сильно и даже больно схватил ее за руку.
Олеся в ужасе обернулась к друзьям. Но Ваня уже был у нее за спиной. Как он так быстро подкатил на своем кресле, Олеся не поняла, равно как и не вполне уловила все произошедшее дальше.
– Не трожь девчонку! – Ваня почти вырвал Олесю из рук Виталика.
«Ваня – герой! Он за меня заступился!» – обрадовалась Олеся.
А Виталик тут же подскочил и сильно ударил Ивана в грудь.
– Как ты смеешь! – это уже накинулись с двух сторон на Виталика Ташка с Верой.
Упала какая-то мебель, что-то разбилось. Куда-то делась Вера. Олесю попытался кто-то схватить, но она очень ловко отмахнулась сумочкой.
– Инвалидов бьют! – Это, кажется, закричала Ташка.
Вмешался охранник кафе и какие-то люди, и вот уже Виталика, отчаянно ругающегося, потащили на свежий воздух по лестнице. Олеся, с сердцем, готовым выскочить из груди, ошалело оглядывалась по сторонам.
У Вани на скуле красовался проступающий синяк, и рядом с ним хлопотала взлохмаченная Ташка. Вера, потирая локоть, суетилась вокруг них обоих.
– Больно? – у всех сразу спросила Олеся.
– До свадьбы заживет.
– Ну и что мы имеем? – когда все уже собрались у Вани в комнате и успокоились, спросил главный детектив агентства «Шерлок».
– Кучу проблем мы имеем, вот что, – заявила Ташка. – Мне, между прочим, стул на ногу упал. Это я в кафе как-то за вас переволновалась и не поняла, а теперь прямо чувствую, как у меня нога отнимается.
Сказала она это как-то очень резко, и вообще после всех происшествий Ташка все никак не могла успокоиться. А на Ваню и вовсе не смотрела. Как будто это он был во всем виноват.
– А в кафе, наверное, нас больше не пустят, – вздохнула Вера.
– Да, как-то не учел немного, что этот Виталик сразу куда-то Олесю потащит. Это мой просчет, – согласился Ваня.
– А у него мой телефон есть! Вдруг он от меня теперь не отстанет? – испуганно предположила Олеся.
– Думаю, отстанет. Он же все-таки не дурак, и он знает, что тебе всего пятнадцать лет.
– Ладно, давайте не будем об этом, а то мне страшно становится. Лучше я вам расскажу, что мне удалось разузнать… – И Олеся пересказала все, что услышала от Виталика.
– Отлично! – обрадовался Иван. – Все сходится!
– Что сходится?! – хором спросили Олеся и Вера.
Ташка же так и сидела злая и молчаливая.
– Ладно, думаю, настало время все вам рассказать, – хитро улыбнулся Иван.
И тут… в прихожей зазвенел звонок. Антонина Петровна открыла дверь, и на пороге Ваниной комнаты возник собственной персоной… Максим Антоневич.
– Керри вернулась, – расплылся он в довольной улыбке. – Я сегодня из магазина иду, а она у подъезда сидит.
Он посторонился, и в дверь важно протиснулась лохматая нарядная колли, улыбающаяся во всю пасть.
Глава 13
Продавец из ларька «Овощи-фрукты»
– Ой, какая красивая! Ой, как здорово, что она нашлась! – тут же кинулась к собаке Вера.
– Это – моя Керри! – начал долгое представление своей псины Антоневич, обращаясь, кажется, к одной Вере.
Ведь она одна радостно отреагировала на известие, на собаку, на Макса. Олеся же, напротив, как онемела: она никак не могла понять, как ей себя вести с Максимом: после вчерашнего поцелуя он теперь ее парень или нет?
А Ваня вдруг озаботился Ташкиным настроением – участливо шепнул ей:
– Что с тобой?
Но Ташка только отвернулась.
– Рассказывай подробности, – обратился Ваня к Максу.
– А нечего рассказывать, – пожал плечами Антоневич. – Говорю же, иду домой, а она у подъезда крутится.
– Керри, Керри, – подозвал Ваня колли. – Так, сейчас посмотрим. Собака чистая, вычесанная даже, толстая. Ее не было десять дней, но она явно не скиталась по помойкам. Ее дома держали. И ухаживали за ней. А ошейник на ней – это тот, который и был?
– Нет, я тоже заметил, мой потертый уже был, а этот – новый.
– Новый… Как ты думаешь, Макс, сколько такой ошейник стоит?
Антоневич пригляделся…
– Хороший ошейник, дорогой, мы похожий только на выставку надеваем, а гуляем на простом, стареньком.
– Стало быть, собака явно была в каких-то руках, которые знают ей цену, правильно?
Вера, а за ней и Ташка с Олесей задумались: любовь – любовью, а расследование – расследованием; иначе Ваня снова скажет, что у них только розовые сопли на уме. И действительно, выходило, что их версия с похищением собаки очень похожа на правду.
– А ее документы так и не нашлись? – спросила Вера.
– Нет, не нашлись, – подтвердил Антоневич.
– Ты знаком с… – начала было Олеся, но Максим ее перебил:
– Слушайте, а вы чем вообще занимаетесь? Я давно спросить хотел. Вы в детективов играете?
Все тут же примолкли и вопросительно посмотрели на Ваню. Но Ваня еще ничего сказать не успел, как не выдержала Ташка:
– У нас детективное агентство, называется «Шерлок»! Мы преступления расследуем!
– И много вы расследовали?
Антоневич наконец отстал от своей собаки и уселся… рядом с Олесей. В комнате были и другие свободные места, но он сел именно с ней, вплотную. «Он – мой парень», – тут же поняла Олеся. Она обрадовалась, но и разволновалась. Сидеть со своим парнем в компании ей не приходилось. А тем более в присутствии другого парня, который, предположительно, был к ней неравнодушен. Олеся украдкой посмотрела на Ваню. Ваня был мрачнее тучи. «Так и есть, он расстроился. Ему, наверное, больно видеть