такое прекрасное будущее! Но она решила не торопить события и настроилась ждать и терпеть. Как советовала Соколова, дать ему возможность определиться, потому что, видите ли, нужно «уважать его желание самому во всем разобраться».
Что поделать? Пахом все-таки был парнем, и, чтобы сообразить, что в его жизни появилось нечто столь же важное, как учеба и лошади, ему требуется время.
В четверг на занятия он не пришел.
Но Лена почему-то почти не расстроилась. Даже когда Аня с Женькой мягко намекнули, что не стоит остальным оставаться кормить лошадей. Она лишь шепнула подруге: «Узнай, где Пахом, что он обо мне думает». И весь вечер ждала звонка. Но Аня выключила мобильный! А по стационарному телефону Лене ответили, что Ани еще нет дома.
Весь вечер пятницы Лена была в спокойном, чуть приподнятом настроении. Сделала уроки, чтобы все выходные провести на конюшне, навела порядок в своей комнате. Соколова постоянно внушала им, что «парень, как будущий мужчина, – хищник, охотник и завоеватель, и ему надо непременно преодолевать трудности и добиваться внимания девчонки».
Что ж, Лена не собиралась звонить ему и преподносить себя на блюдечке с золотой каемочкой! Она была сильной и гордой девчонкой! И не сомневалась, что в выходные они снова поедут вдвоем на романтичную прогулку. С Аней они поделили дни: в субботу на конюшне должны были остаться Лена с Пахомом, а в воскресенье – Аня с Рачуком.
Глава 10,
в которой выясняется, что Ирина Ивановна...
В субботу Пахом не появился.
Лена, как обычно, оторвалась от кровати в шесть тридцать, наскоро привела себя в порядок, позавтракала, оделась и вышла в ночь. Зима неумолимо приближалась, рассветало поздно – в семь утра еще была полная темнота, горели фонари, машины ездили с зажженными фарами.
Пока Лена ждала на остановке тридцать первую маршрутку, пока спускалась с горки на стадион – ее просквозило. Было ровно восемь утра. Замерзшими пальцами она нашарила ключи в укромном уголке, долго пыталась открыть застывший замок.
Зашла в раздевалку, температура там была лишь чуть выше, чем на улице. Включила обогреватель и села почти вплотную к нему, чтобы хоть как-то согреться. Но это не помогало. Тогда она решила быстро переодеться и взяться за работу. Работа ведь всегда согревает!
Недалеко от стадиона был родник, там брали воду для лошадей. Лена взяла ведра и вышла в темноту. В сентябре-октябре этот путь ей казался гораздо короче. Теперь же, когда намело много снега и ноги то проваливались, то скользили, он вдруг стал каким-то неимоверно длинным и трудным. Хорошо хоть, лошади с похолоданием стали меньше пить! Особенно по утрам.
Напоив всех, Лена уже чувствовала себя разбитой, словно она весь день разгружала вагоны. А еще нужно было таскать сено, раздавать овес. Благо, за ними никуда ходить не требовалось: все лежало в большом помещении мини-спортзала, где в углу был привязан Полигон. Для сена был выгорожен досками и зашит ДВП целый угол. В другом лежали или стояли мешки с овсом, отгороженные длинными досками, прибитыми крест-накрест к балке.
Лена до этого не понимала, зачем отгораживать корм этими досками, под которые приходилось подлезать, что с полными ведрами в руках делать было очень неудобно. А сегодня она обнаружила, что Полигон каким-то образом отвязался и радостно пошел ей навстречу. Как хорошо, что к овсу ему было не подойти! Ведь лошади, добираясь до еды, жуют, пока не лопнут – не могут вовремя остановиться. А потом у них или колики, или сердце не выдерживает, и еще ноги отекают. Могут и вообще слечь. А если лошадь не встает – она уже не жилец.
– Ах ты, негодник! – Лена ласково потрепала своего любимца по шее. – Пойдем-ка на место, – и она привязала коня в его законном уголу.
Подошла к мешкам с овсом. И у нее возникло четкое ощущение, что кто-то забирался в мешок. Зерно вокруг было неряшливо просыпано, чего конюшенные никогда себе не позволяли. Лена взглянула на Полигона. Потом на прибитые крест-накрест доски. Нет, это нереально – как такое большое животное могло бы там пролезть? В самой высокой точке в том углу был всего метр высоты.
– Нет, это не Полигон, – решительно вслух сказала Лена. – Тем более что лошадь, дорвавшаяся до корма, обычно так в обнимку с мешком и засыпает. По крайней мере, добровольно не отойдет от него никогда!
Она решительно набрала в ведра овса, взяла «мерку» – ковшик, которым отмеривали тот самый «гарнец», положенный каждому коню... И вдруг ей показалось, что кто-то идет! Она прислушалась. Но это всего лишь ветер ухал за плохо заделанными окнами. И Лена поймала себя на том, что постоянно прислушивается: а не идет ли кто-то из конюшенных, помочь ей? Ведь так тяжело было поить и кормить лошадей одной!
Но никто не спешил. Конечно: удобнее поспать подольше, прийти, когда уже и в раздевалке тепло, и чай согрет. И лошади накормлены – оседлай и езжай! А Гордейка, сообразив, что Лена все равно придет вовремя и всех накормит, и вовсе разленилась – стала являться вместе с другими, часам к десяти. А деньги, между тем, от Кати получать продолжала. Хотя, по справедливости-то, платить должны были Лене!
– А на фига мне это нужно? – поддавшись неожиданной мысли, вслух сказала Лена и остановилась как вкопанная в коридоре.
Зачем вообще все это? Не высыпаться, в выходные вставать в полседьмого, никуда не ходить, кроме школы и конюшни, света белого, что называется, не видеть? Ведь, чтобы была возможность так часто ходить на конюшню, Лена в остальные дни сидела за письменным столом чуть ли не до двух ночи, а потом засыпала на уроках. И ради чего?
Она вспоминала, вспоминала... Получалось, как ни крути, – ради Пахома. Ради того, чтобы чаще с ним видеться, чтобы убрать с дороги возможную соперницу – Гордейку. Как там говорила Соколова? «Хитростью сподвигните парня совершить ради вас подвиг, и он – ваш». А тут получается, что последние два месяца у Лены не жизнь была, а один сплошной подвиг ради Пахома. А он ведь ничего и не замечает, наверное! Лена почувствовала себя такой дурой...
Ей ведь уже и лошади, и занятия, и катания на площади, и девчонки конюшенные – все было не в радость. Потому что она слишком уж уставала. А может, потому что увлечение, хобби как-то вдруг превратилось в обязанность. Словно она обязана ходить на конюшню. А ведь это не так! Могла прийти, а могла – не явиться. И пусть бы лошади стояли голодными. Пусть бы Катя сама прибегала в семь утра и кормила их. Тогда бы она точно уволила Гордейку, убрала бы ее с конюшни...
И тут на крыльце послышались голоса, дверь открылась. Пришли Аня и Наташа.
– Где вы ходите?! – обрушилась на них с кучей упреков Лена. – Я уже почти всех одна накормила – устала как собака!
– А что, Гордейки опять нет? – удивилась Аня.
– Нет!
– А ты почему так рано пришла? – спросила Наташа.
– Я? – Лена зашла вместе с ними в раздевалку, устроилась в старом кресле, отдыхая: она не знала, открывать им свои планы или нет. – Я... ну, кто-то же должен кормить лошадей...
– Тебя Катя попросила? – предположила Наташа, переодеваясь.
– Нет, я сама...
– Зачем? Гордейка же Катю убедила, что будет лучше, если она станет кормить. Еще и денег за работу выпросила. Вот пусть и кормит!
– Я сама хочу получать деньги! – не выдержала Лена. – И чтобы Гордейку выгнали.
– Да? – удивилась Наташа.
Аня переодевалась молча: замысел подруги она поняла давно.
– Да! А что? – воинственно спросила Лена.
– Да ничего. Я только «за», чтобы Гордейку выгнали.
