Ховен кивком головы указал на толстую канцелярскую папку. – Чернила только изводят, будто я содержу писчебумажный склад.
В этот миг Сэм невольно ощутил вынужденное неудобство, будто нарочно напрашивался в осведомители, когда никто и не думал предлагать. Вечно гауптштурмфюрер вывернет все наизнанку, добудет постыдный смысл из самых простых слов, на это он мастер.
– Пожеланий тоже нет. В смысле, выполнимых в данных обстоятельствах, – сухо ответил Сэм и демонстративно посмотрел в потолок.
Гауптштурмфюрер посмотрел вслед за ним, ничего не увидел и вопросительно перевел взгляд на Сэма, явно издеваясь: какие же узоры там написаны?
– К питанию претензий нет? Впрочем, кормят вас наравне со всеми, а разносолов предложить не могу. Одеждой вы обеспечены? Ну, мало ли, вдруг подштанников не хватает. В этом случае не стесняйтесь, обращайтесь прямо к Марвитцу, вы с ним вроде приятели. Из книг хочу порекомендовать «Майн кампф», имею аж четырнадцать экземпляров. Не желаете? Напрасно. Братьев Манн или Шпенглера наверняка вы и без того читали, а с идейной литературой противника когда еще выпадет шанс ознакомиться? – продолжал глумиться Ховен.
– Обойдусь и без этой чести. К тому же не считаю нужным тратить время на чтение заведомой макулатуры, – еще суше процедил Сэм. Он уже тихо бесился.
– Ну да. Дел у вас по горло, – коварно заметил ему гауптштурмфюрер.
И тут, уж без дураков, наступил Сэму на больную мозолину. Две недели без малого Сэм слонялся по базе, как приблудный монах на съезде атеистов. Вокруг него все население поселка, не говоря уже о казармах подводников, жило по часам. Все работали, суетились, куда-то спешили, даже Бруно важно восседал в своей радиорубке. И даже Эрнст ровно в девять исчезал в организованном им со знанием дела медпункте, оделяя страждущих касторкой и аспирином, вскрывая нарывы, латая порезы, однажды бесстрашно вырвал зуб мудрости у старшего механика базы Ганса Тенсфельда, за что и получил в подарок жестяной абажур с резными краями. Один только Сэм шатался от барака к бараку от вынужденного безделья, всем мешал, видел это, но все равно валяться на кровати выходило еще хуже. Он облазил окрестности базы, однажды чуть не заблудился, за что от Герхарда достался ему болезненный подзатыльник, ничего интересного не нашел, снег и лед, хотел было прогуляться на берег и поглядеть на пингвинов, да гордость не позволила. Вспомнил, как Ховен предрекал, что выйдет из Сэма пингвиний царь, и не пошел. А тут еще, будто назло, гауптштурмфюрер полез грязными руками в душу.
Кто его знает, почему так случилось, но сегодня, день спустя после неприятного разговора, Сэм вдруг обнаружил себя на кухне, во владениях малютки Гуди. Совсем не за ухаживаниями, упаси бог! А ладящим испорченную замысловатую пароварку и напевающим от удовольствия. Агрегат он починил, даже врезал второй клапан, усовершенствовал, так сказать, выслушал от Гуди застенчивую благодарность и получил дополнительную порцию консервированной ветчины, от спирта он принципиально отказался. Впервые за все время заключения на базе Сэм испытал необыкновенное ощущение от еды, потому что ел честно заработанное, а не как нахлебник на чужом пайке. И тогда-то Сэму в голову пришла здравая мысль, что нужно искать себе дело, если он не хочет сойти с ума. Конечно, он не собирается работать на державу, находящуюся в состоянии войны с его страной. Но он же не модели танков возьмется проектировать. Мало ли какие сыщутся хозяйственные хлопоты! В одном этот эсэсовский выкормыш прав – просто так хлеб есть грешно. Любой человек должен добывать его в поте лица своего. Может, Ховена действительно бесит вид здорового обалдуя, не инвалида (подумаешь, проделали в нем пару дырок, так ведь оклемался давно), скитающегося без цели и разлагающего своим бесхозным обликом его строго дисциплинированных поселенцев.
– Завтра же пойду к Тенсфельду, пусть найдет мне работу, – сказал вдруг Сэм, и сказал неожиданно вслух.
– К Тенсфельду? Зачем? У него три механика и водитель, и занять их нечем. Сдает парней в аренду то строителям, то мне – дорогу ровнять да склады прибирать для учета. Иди лучше к Бохману. Он вроде тебя, образованный. Сейчас ему Волк помогает, только он недоучка, Вилли его однажды даже выставил в шею, ругал недоделанным теоретиком и кричал, что руки у Волка растут оттуда, откуда у нормальных людей ноги. Чего-то Волк ему не там покрутил, оно и сломайся, а новое взять негде. Так ты бы поглядел и, может, исправил?
– Интересно, Бохман чем занят? – больше для виду спросил Сэм (все равно, что бы кому ни чинить, лишь бы найти себе дело). К тому же не закрывающийся разговорный кран по имени Вилли ему был симпатичен.
– А я знаю?.. Все, мизер! – Герхард с силой бросил оставшиеся карты на табурет. – Давай, Эрнст, пошевеливайся, твоя теперь сдача. Ух, часики вы мои! – Марвитц с азартом потер руки.
– Как же, фиговый лист тебе с маслом! – начал Эрнст выбрасывать карты одну за другой. – Сейчас я с тобой рассчитаюсь. Не в часах счастье. А вот ежели я не отдам? Конечно, карточный долг – долг чести. А вот возьму и не отдам? И что ты мне, орясина такая, сделаешь? Морду набьешь? – хохмил Линде, но и с досадой, что Медведю так везет.
– Я тебя съем, – вдруг как-то равнодушно просто ответил Марвитц.
– Съешь? В переносном смысле? – на миг опешил от такой простоты Линде.
– В самом прямом, – сказал Герхард, и от слов его обоим приятелям стало не по себе. – Но не за часы, конечно. Однако имейте в виду.
Что нужно иметь в виду, ни Линде, ни Сэм спросить так и не успели. Потому что в этот момент сквозь приоткрытые для проветривания наружные двери до них донесся истошный вопль, а за ним, сразу и следом, еще один.
– Ах, ты черт! – Марвитц мигом взвился с места. – Ну-ка, ребята, бегом за мной! Кажется, у нас заварушка. Пара лишних кулаков не помешает!
Похватав наскоро теплую одежду, а Линде успел и походную аптечку, все трое выбежали вон, в блекло-темную, плохо освещенную единственным прожектором пустоту.
6
Они дрались не только в две руки,
Но головой, и грудью, и ногами,
Друг друга норовя изгрызть в клочки.[6]
Внутри барака было темно. Пятый блок, специальная медицинская лаборатория, владения пышногрудой Шарлотты. Здесь тоже жили. Хотя во множественном числе звучит неправильно. Помещалась там одна только Лис, на правах охраны. И явно не микстурные склянки она сторожила. Впрочем, Сэм уже успел отметить: каждый из телохранителей Ховена имел отдельный от других поселенцев постой. За Марвитцем закреплен был продовольственно-вещевой ангар, самая важная складская база, без которой выжить немыслимо. Волк опекал топливные резервуары и электростанцию на отшибе поселка (это на случай пожара, мало ли что), а за Лис, видимо, как за единственной особой женского пола, оставалась эта самая лаборатория. Пусть объект и огромного научного значения, но без ее колбочек, реторт и центрифуг существовать все же было возможно. Лис имела там комнатку с небольшим окошком, угловой закуток два на три метра плюс поднадзорные помещения, довольно просторные и светлые. Никогда пятый блок особенно не запирался и в отличие от склада Марвитца даже не имел навесного замка, одну только хлипкую защелку с расшатанными креплениями. Вообще-то для обитателей базы само присутствие кого-то из троих охранников на вверенных их попечению территориях было почище пугала для ворон на гороховом поле, и близко не подходили, а уж в ночное или сумеречное время здесь вообще никто не шастал. Но вот ночное время скоро станет понятием почти условным – полярное лето, ничего не поделаешь, уже и сейчас солнце заходит едва на пару часов. Наверное, злоумышленники и выбрали этот промежуток для нападения. Только что им могло здесь понадобиться? Сэм не успел ответить на заданный самому себе вопрос – из дальнего
